Ну теперь Пассан у нее попляшет!
20
Вот уже три часа они копались в грязи. Три часа мокли под проливным дождем.
Они видели мерцание первых проблесков зари, затем мутный рассвет, пробивавшийся сквозь пелену ливня. В ка ком-то смысле гнилая погода была им на руку: ни единой кошки возле жилых зданий, ни одной души рядом со стройками и на пустыре. Кло-Сен-Лазар не желал пробуждаться.
И в то же время Пассан опасался, как бы дождь не смыл следы с перчаток. Конечно, если они вообще их найдут.
Пока все было впустую. Оливье и Фифи двинулись от двери мастерской Гийара, пересекли стройку и очутились на пустыре, ведущем к автомагистрали. Вооружившись тем, что нашли на дороге, Пассан – противозапорным устройством, Фифи – радиоантенной, они ворошили землю, раздвигали траву, отшвыривали мусор.
Несмотря на холод, Пассан в своем дождевике обливался потом. Он то и дело оглядывался на окружавшие жи лой комплекс заборы из гофролиста, опасаясь увидеть над ними головы под капюшонами. Банды возвращались из ночных вылазок с первыми поездами скоростного метро, и зачастую на рассвете вспыхивали самые страшные пота совки. Не меньше он боялся, что откуда ни возьмись появится патруль муниципальной полиции или наряд антикриминальной бригады. Здесь они с Фифи незваные гости.
Пассан взглянул на часы: 8:10. Скоро нужно ехать в Центральное управление судебной полиции. Еще один прокол. Да и в своей идее он не уверен. Возможно, Гийар сам вернулся за перчатками. Или их унесло ветром. А может, местная детвора нашла их и куда-то забросила. Территория окружена лентой полицейского ограждения, но кто в здешних местах станет с этим считаться? Уж скорее наоборот…
– Передохнем?
Пассан кивнул. Фифи раскурил косяк и из вежливости предложил ему затянуться, но Оливье никогда не касался наркоты. Усевшись на ржавый холодильник, Фифи вытащил посеребренную фляжку, отвернул крышку и протянул начальнику, тот снова отказался. Панк глотнул.
– Завязывал бы ты с этим, – посоветовал Пассан. – Играешь с огнем.
– Да кто бы говорил. – Тот хохотнул в ответ.
– Ты это к чему?
– Сколько ни строй из себя праведника, сам ходишь по краю.
– Не понял.
– Ты двинулся на этой истории с Акушером.
Пассан оседлал воткнутый в землю остов мопеда без колес.
– Я хочу доделать свою работу, и только.
– И только? Ты едва не линчевал человека, чуть не разнес кабинет судьи, а теперь в такую рань ищешь перчатки из латекса…
– Из нитрила.
– Без разницы… На сраном пустыре и, ясный перец, тоже незаконно. Да лучше уж просто подай в отставку – все быстрее будет.
Майор натянул на голову капюшон. Изморось липла к коже.
– Вылетишь с работы, – продолжал Фифи, – как будешь платить алименты?
– Не будет никаких алиментов.
– Да ну?
– Наоко зарабатывает больше меня, и у нас будет совместная опека.
Панк покачал головой, снова глотнул из фляжки и испустил удовлетворенный вздох, словно напился на год вперед.
– Взять хотя бы эту историю с твоим домом, – продолжал он севшим голосом. – Выходит, ты и дальше собираешься жить с ней под одной крышей. Говоришь, вы все обдумали вместе. Небось, это Наоко так решила?
– Нет. С чего ты взял?
Лейтенант так сильно затянулся косяком, что в глазах у него заплясали красные отсветы.
– Не знаю… У нее всегда были чудные идеи.
– К чему ты клонишь? – Усевшись покрепче в седле, Оливье склонился к рулю мопеда.
– Японцы не такие, как мы. Это же не новость. Да ты и сам всегда говорил, что Наоко… особенная.
– Когда я такое говорил? – Пассан прикинулся удивленным. – Приведи хоть один пример.
– С ребятишками она чересчур сурова.