– Мир тебе, Мовлади! Здоровы ли твоя сестра и ее муж?

– И тебе мир, почтенный Сулейман! Благодарю, все здоровы. Могу ли я помочь тебе чем-то?

– Это я хотел бы помочь тебе хотя бы сочувствием – соболезную твоему горю. Твой отец был настоящим человеком.

– Сейчас приедет Автархан – Ни о чем не беспокойся – похоронить с почестями твоего отца, это наш долг.

Позже пришел Автархан – и Мовлади отметил, что отец был прав, его бывший школьный приятель действительно сильно изменился. Стал как будто спокойнее, увереннее; только в темных глазах горел нехороший огонь.

– Ты знаешь, какое время сейчас, Мовлади. Люди не могут похоронить своих родных. Но мне удалось разыскать тело твоего отца. Его приняли за кого то другого, разобрались только сейчас. Мы нашли его. Мои соболезнования, брат.

Мовлади лишь кивнул. Понимал, что Автархан не ждет от него слов благодарности.

Омовение совершали в большой комнате – куда тело отца перенесли из машины Автархана. Он словно закаменел, когда увидел многочисленные отверстия от пуль, разворотивших широкую, слегка сутулую спину. Снимал деревянными руками окровавленные разлохмаченные тряпки, и молча принимал помощь своего старого приятеля. Теплая вода окрашивалась бурой, уже успевшей свернуться кровью, в комнате остро пахло камфорой и мылом. Веки покойного были плотно закрыты. Над левым глазом, под бровь вонзился маленький осколок стекла, и Мовлади долго не мог понять откуда он взялся. Потом вдруг понял – очки. Отец носил тонкие очки в золотой оправе…

Потом стояли над телом в кафане – слева он; рядом, посередине – Сулейман, а справа от него – Автархан, и читали намаз-джаназа. Мовлади повязал ноги покойного куском чистой ткани, и также – подвязал его подбородок.

На кладбище он помнил лишь, что прыгнул в могилу, и нежно, словно ребенка, повернул тело усопшего на правый бок – в сторону Киблы. Развязал и вынул куски ткани из-под головы и ног, вылез. В яму полетели комки не совсем еще оттаявшей земли.