Между тем в отношении организации сухопутной экспедиции ничего реально не делалось. Суворов пребывал в отчаянии. Статс-секретарю императрицы по военным делам Петру Турчанинову он писал: «…Жарам и комарам чуть за месяц. Я чищу желудок миллефолиумом (тысячелистником. – В.Ш.)… Жду ваших уведомлениев, как манну с небеси… Спросите вы, Милостивый Государь мой, чем я в бездействе упражняюсь? В грусти из моей кибитки исхожу на полеванье (охоту. – В.Ш.), но к уединению… Необходимо надлежало бы мне знать термин начала экспедиции… Сия есть не вредная делу откровенность, мне же весьма полезная. Отдаю протчее верховной власти…»

В июне 1781 года в Астрахань, наконец, прибыл командующий Каспийской флотилией капитан 2 ранга граф Войнович. В тайной инструкции ему было предписано основать укрепление на одном из островов у восточного берега Каспия и стараться «о проложении» торговых путей в Индию, «притом велено всеми средствами покровительствовать нашей торговле на этом море, очень стесняемой персиянами». Власть при этом Войновичу была дана полная, и никому, кроме него, не была открыта цель экспедиции.

К сожалению, отношения между Войновичем и Суворовым сразу не задались. Суворов в соответствии с Табелем о рангах требовал соответствующего уважения и подчинения, а Войнович считал себя в соответствии с полученной инструкцией самостоятельным начальником. Когда же Суворов стал излагать графу свои взгляды на ход будущей экспедиции, тот только презрительно махнул рукой:

– Вы, ваше превосходительство, можете и не высовываться из Астрахани. Я сам морским ключом отопру почивальню персидской царь-девицы! Мне ваши баталионы без надобности!

Надо ли говорить, что после этого общение двух начальников сошло на «нет».

Раздосадованный Суворов, хорошо изучивший повадки восточных правителей, предупредил Турчанинова о ненадежности успехов заезжего графа, который может быть легко обманут коварными восточными правителями. Получилось, как в воду глядел…

На морские просторы Каспия флотилия вышла 8 июля, имея в составе три фрегата, бомбардирский корабль и два почтовых бота, да 443 человека команды. Подгоняемая свежим попутным ветром, флотилия совершила первый переход и встала на якорь у острова Жилого, что против Апшеронского полуострова. Оттуда Войнович послал один бот в Баку проведать тамошние обстоятельства, занявшись промерами глубин вокруг острова. Через пять дней, когда бот из Баку вернулся, он послал его в порт Энзели. Затем Войнович направился с флотилией к юго-восточному берегу Каспия, к острову Огурчинскому (Огурджалы). Остров на самом деле напоминал огромный огурец. На Огурчинском не было ничего, кроме песка, сам же остров тянется узкой косой шириной около мили и длиной около сорока миль с севера на юг. Говорили, что когда-то остров был прибежищем морских разбойников, грабивших персидские морские караваны, теперь же он был пустынен. Во время сильных зимних штормов волны Каспия перекатывались через него в узких местах, меняя очертания. От полуострова Челекен Огурчинский был отделен проливом в шесть миль. Увидев, что Огурчинский песчанен, гол и безводен, Войнович снялся с якоря и направился прямо в Астрабадский залив (в юго-восточном углу Каспия), куда и прибыл на третий день перехода.

Астрабадский залив, о котором Войнович был наслышан и на который весьма рассчитывал заранее, его ожиданий не обманул. Якорь суда бросили верстах в шестидесяти от города Астрабада, в небольшой тихой гавани, окруженной высокими горами, на которых лежал вечный снег. Обширный, глубокий и закрытый от северных ветров, залив прилегал к цветущей предгорной равнине, прорезанной многочисленными ручьями и оттененной густыми деревьями.