– Держите ее, держите! – крикнул Докшуко и, оставив труп брата, кинулся вслед за ней.

Как коза лесная, быстро бежала она, и Докшуко остался далеко позади нее.

Он слышал, как крикнула она, добежав до обрывистого берега Баксана.

А утром волны выбросили ее труп на песок за аулом.

Глянул Докшуко на мертвое тело, толкнул его ногой, отвернулся и пошел в аул.

И лежало мертвое тело на песке, и жгло его солнце, а ночью из ближайшего леса волки и лисы пробрались к нему, рвали и терзали его…

Похоронил Докшуко брата и предался печали.

Надел старую овчинную шубу, вывернутую шерстью вверх, старые и дырявые чевяки обул, сидел у потухшего очага и тяжело вздыхал и к пище не притрагивался.

– И кому это понадобилась смерть брата? – в печальном раздумье говорил он, покачивая головой.

Стоявшие тут же уздени только плечами пожимали, как бы говоря: кто это знает?

А старик Индрис вперед выступил и громко сказал:

– Да будет проклят убийца князя Астемира!

– Амен (аминь), – ответили уздени.

Вздрогнул Докшуко, взглянул на Индриса и в глазах его что-то прочитал и уж больше не мог открыто смотреть в них.

После вечернего намаза (молитвы) Докшуко сказал Индрису:

– Возьми из моего табуна тридцать лучших лошадей, пятьдесят буйволиц, сто баранов, коз и живи где желаешь: я отпускаю тебя на волю.

Усмехнулся Индрис.

– Ничего мне не надо: ни лошадей, ни буйволиц, ни воли, – сказал он. – Я уж стар, и жить мне не долго осталось. Я останусь с тобой – хочу посмотреть на твою жизнь: будешь ли ты счастлив?

Пожал плечами Докшуко и отвернулся от старика.

Месяц после смерти Астемира прошел.

Докшуко охотился в лесу вместе с Индрисом.

И случилось несчастье: выстрелил Докшуко в оленя, промахнулся, пуля в Индриса попала и уложила его на месте.

Прошел год.

Опять наступило лето, и опять ревел Баксан.

Дочь соседнего князя взял себе в жены Докшуко и богатый калым (выкуп) за нее уплатил.

Красива была молодая жена, и Докшуко казалось, что красивее ее во всей Кабарде нельзя было найти женщины. Но только одна неделя после свадьбы прошла, и вспомнил он казачку, и сейчас же она предстала перед его глазами, и как год тому назад, в бессонные летние ночи, смеялась, манила к себе.

И перед красотой казачки померкла красота молодой жены.

Ночью, лежа в постели, дремал Докшуко.

Вдруг скрипнула дверь, и кто-то тихо-тихо вошел в саклю.

Открыл глаза Докшуко и увидел: стояла казачка перед ним и все также смеялась.

И тихо поднялся он, осторожно переступая с ноги на ногу, приблизился к ней. И, как в те давно прошедшие ночи, сердце его часто билось и кровь приливала к вискам.

Он слышал ее дыхание и видел, как поднималась и опускалась ее молодая грудь. И сердце его затрепетало от радости, от такого счастья, какого он никогда не испытывал.

И вдруг он увидел, что красивое лицо казачки побледнело, а глаза плотно закрылись, и уже не стояла она перед ним, а лежала на песке почти обнаженная, бездыханная, истерзанная, и воды Баксана шумели, и видел он, как разбивались о камни его зеленые волны.

И глубокая тоска охватила его душу, и от боли, которой защемило его сердце, закрыл он глаза… И когда потом открыл их, увидел перед собой Астемира. Стоял он с поникшей головой, смотрел на труп казачки, и слезы текли по его суровому лицу, и тихо, скорбно промолвил он:

– Зачем убил девушку, проклятый братоубийца?

И охваченный ужасом, вскрикнул Докшуко, упал без чувств.

От этого крика проснулась жена, зажгла огонь и увидела, что муж лежит около двери лицом вниз.

Испугалась она и, не зная, что делать, громко заплакала.

Очнулся Докшуко.