Таби закатила глаза. Кариной ее называли только домашние, и это почему-то казалось правильным. Эдакое секретное имя только для самых близких, как у индейцев. Для остальных она давно уже была Таби. Класса с седьмого точно.

– Цыц! – Мама слабо улыбнулась и протянула Таби ключ на колечке. По обеим сторонам ее рта залегли глубокие морщины, а круги под глазами отливали синевой. Таби и на них старалась не смотреть. Просто удивительно, как ловко можно не замечать очевидного, если поставить себе такую цель.

– Понял? – огрызнулась она на брата. – Цыц, мелюзга!

И, прежде чем тот успел ответить, выскочила за дверь.

Мамина болезнь впервые дала о себе знать шесть лет назад, когда Глеб (тогда еще студент) только въехал в квартиру по соседству. Она частенько спотыкалась, но каждый раз смеялась над собой и шутила, что ее «левая нога совсем от рук отбилась! Устроила революцию и перестала подчиняться органам власти». Шуточка была так себе, поэтому Таби с Ильей выразительно переглядывались и на счет три демонстративно закатывали глаза. Мол, что взять с матери, которая работает в детском саду и целыми днями общается только с малышней?

Они же не знали, что шутка была не просто шуткой.

Диагноз «рассеянный склероз» все расставил по своим местам. Оказалось, он вообще не имеет ничего общего со стариками, которые забывают, что тумбочка называется тумбочкой, а кровать – кроватью. Просто мамины иммунные клетки по какой-то причине решили атаковать нервные волокна своего же организма. В результате команды мозга просто перестали доходить до разных участков тела. Мамин мозг говорил ноге «иди», но она не получала команду. Сначала просто спотыкалась, а потом и вовсе перестала быть опорой: мама ходила только по стеночке и почти волокла за собой ногу, которая все время норовила вывернуться под странным углом.

Таби старалась не думать о том, возможно ли, что команду не получит какой-то жизненно важный орган. Например, мамины легкие.

Или сердце.

Она зажмурилась, прогоняя из головы страшную картинку, и мысленно напомнила себе проверить, не начали ли отрастать рыжие корни. Они с Ильей были как два факела – оба в мать, – пока она не решила сменить цвет волос на горький шоколад. Таби была убеждена, что с темными локонами выглядит взрослее и сексуальнее, но Илья при каждом удобном (и неудобном) случае пытался «позолотить ей ручку», чтобы она навела порчу на математичку, которая уже замучила его своими олимпиадами. Короче, тонко намекал на то, что она теперь похожа на цыганку, за что и получал в бубен.

Ключ легко скользнул в замочную скважину, и Таби тихо вошла в прихожую Глеба. Беззвучно стянула ботинки и, мягко ступая по веселенькому розовому ковру с лягушатами, прошла в единственную комнату, которая служила Глебу и спальней, и гостиной, и рабочим кабинетом.

Пф-ф-ф, ну конечно же он еще спал!

Сладко сопел прямо на диване, укрывшись пледом и обняв подушку руками. Рядом на полу в безуспешных попытках разбудить хозяина надрывался телефон. Таби подошла ближе и выключила несчастный будильник. Опустилась на корточки. Задержала дыхание.

Глеб…

Как-то так вышло, что Таби никогда не интересовали мальчики ее возраста. Да и с девчонками-погодками поговорить ей было не о чем. Она как будто была взрослее и серьезнее одноклассников, которых, по большей части, считала недоразвитыми. Наверное, поэтому и влюбилась в парня старше себя на девять лет. Причем с чертова первого взгляда.

Ее любовь была совсем не такой, как обычно пишут в книгах. Никаких охов-вздохов и розовых облаков. Таби любила мучительно сильно и болезненно глубоко. Ей было двенадцать, а Глебу двадцать один, когда он первый раз постучался к ним в дверь – растерянный и совершенно не приспособленный к самостоятельной жизни. Мама мгновенно взяла его под крылышко: то обедом накормит, то утюгом научит пользоваться. Они быстро нашли общий язык. Называли друг друга «соседушка», одинаково глупо шутили, много спорили о мировой истории, которую обожали, а Таби находила тысячу и одну причину пройти мимо, случайно коснуться, поймать его взгляд, обменяться парой реплик, которые ничего не значили для него, но для нее были целой вселенной. Она расширялась, расцветала вспышками новых звезд… А Глеб смеялся и спрашивал, почему у Таби такой вид, будто она замышляет убийство на почве кровной мести.