– Если перестройка продлится еще пару лет, – говорил глава туалетного концерна, попивая баварское пиво и рейнское вино, – мы возьмем в свои руки всю экономику области. А там, Бог даст, и советскую власть отменим. У меня в обкоме связи есть, поддержат. Парламентарную систему введем. Сахарова президентом поставим, Ельцина – премьер-министром.

– На что нам сдался парламентаризм, – возражала его супруга. – Наш брат Иван к парламентаризму не приучен. Лучше монархию установим. Газеты пишут, кости царя нашли. Вроде бы кто-то уцелел. Неспроста это!

– Хорошая идея! А кого царем поставим?

– Солженицына, конечно, кого же еще?!

– Предложение принимается! Завтра же над каждой стоячей и сидячей точкой портреты его повесить! Комитет создать по поводу его возвращения на Родину! Ты во главе встанешь.

– Мне, Вань, хотелось бы в народные депутаты.

– Будет сделано! Выдвинем. Платформу свою придумаем. Нажмем на канцлера Коля и на Геншера. Помогут.

Тревоги руководства

В «Партградской правде» появилась восторженная статья о «русском экономическом чуде». После этого КГБ и милиция всерьез взялись за изучение секрета этого «чуда». Горбань встретился с Крутовым и имел с ним следующую беседу.

– Ситуация с частным сектором получается не просто криминальная, – начал Горбань, – а сверхкриминальная. Вот стоимость продукции, произведенной ММИ за полгода.

– Ого! Больше, чем Машиностроительный завод дал!

– Да. А ведь на заводе работает тысяча человек, тогда как в частной мастерской всего пятьдесят. Вот тебе установленные цены на продукцию мастерской. Возьми листок бумаги и раздели, если еще не забыл арифметику. А если забыл, попроси внука, он тебе вмиг расчет сделает.

– Увы, не сделает. Теперь у нас, как на Западе, таблицу умножения даже профессора математики не знают.

– Видишь, что получается? Эта ММИ должна была бы одними гвоздями всю область завалить, как снегом. А где они, гвоздочки-то? Поди найди их в магазинах!

– Где?!

– А вот где! Эти жулики в соответствии с московской установкой сами нашли рынок сбыта для своей продукции. Они сбывают ее тем, кто строит частные дачи, причем по ценам в десять раз выше государственных. Даже в Прибалтике и в Закавказье продают, сволочи! Что делать? Я обязан сообщить обо всем в Москву.

– Погоди, не торопись. В Москве на это всё иначе смотрят. Может быть, сумеем спустить все на тормозах.

– Мы с тобой не одни. Знаешь, сколько писем и доносов уже поступило в управление?! Наш народ хлебом не корми, а дай кляузы сочинить. Они, мерзавцы, и в Москву пишут. Но мастерская еще полбеды. Еще хуже дело с туалетным концерном. Тут, брат, нам не миновать фельетона в центральной прессе. Теперь у нас гласность, если пронюхают – наверняка настрочат. Вся страна смеяться будет. В этом частном туалете всего четыре унитаза («сидячих точки») и шесть писсуаров («стоячих точек»). Вот тебе установленные государством расценки. Стоячая точка без мытья рук – пятьдесят копеек, с мытьем рук – рубль, с причесыванием у зеркала – два рубля. Сидячая точка без бумаги – рубль, с бумагой – два рубля. Чтобы даже при таких живодерских ценах дать такой доход, какой туалет получил за эти полгода, нужно было бы, чтобы весь Партград ходил справлять нужду в этот туалет, причем каждый должен был бы занимать стоячую точку на одну секунду, а сидячую – на две секунды. А по наблюдениям КГБ туалет пустовал. Посещали его лишь родственники да друзья «частников», причем – бесплатно. Откуда, спрашивается, такие доходы?! А вот откуда!

И Горбань нарисовал Крутову такую картину организованной преступности международного масштаба, о которой он слышал от своего сына, читавшего западные книги и журналы и слушавшего западные радиостанции. В сознании Крутова всплыло сочетание слов «высшая мера», которое он еще не так давно произнес сам в связи с делом своего предшественника. Но тут он вспомнил беседу с Гробыкой.