Санёк спустился вниз по короткой, всего на четыре ступеньки, лестнице и вошёл в прохладную темноту. И тут зомби не воняло. Только стойкий запах сырости и спёртого воздуха. Лишь бы, на том конце подвал, тоже, открыт был. Подвал оказался основательно захламленным. Поломанные стулья, разваленный шкаф, мешки с каким-то тряпьём, дощатые ящики, в которых, если верить Захару, ещё в советские времена, хранили бутылки водки или пива, картонные коробки с какой-то макулатурой. Света, проникающего через узенькие грязные окошки, не хватало, чтобы развеять темноту, поэтому, парень шёл осторожно, почти наощупь, стараясь не зашуметь и не переломать себе ноги.

Выход на той стороне дома, оказался, тоже, не заперт. Сашка вздохнул с облегчением, поднялся в подъезд и выглянул наружу. У самого входа расположилась огромная лужа, в которой маленькими корабликами покачивались увядшие листья. Помнится, два дня назад была гроза. Дождь лил всю ночь, превращая улицы в бурлящие реки, потому что ливнёвки никто не чистил уже полгода, и они были безнадёжно забиты. Видимо, с тех времён и осталась. Заражённые, из-за нелюбви к воде, опасливо топтались на расстоянии. Ну, пусть там и стоят. Санёк ступил в лужу, досадливо поморщился, ощущая, как ботинок заполняется водой, и, прикрываясь кустами, подался к углу дома.

С этой стороны, тоже, были машины, но основной затор остался справа. Пройти было можно. Тем более, что их корпуса, ещё, надёжно прикрывали от чужих глаз. В одном месте, правда, пришлось пролезать под кузовом маршрутной ГАЗели, но, в целом, преодолел улицу спокойно. На той стороне, по тротуару тяжёлой шаркающей походкой проковылял одинокий зомбак. Сашка дождался, когда он удалится на безопасное расстояние и нырнул в кусты. Давненько он, вот так, перебежками, по городу не передвигался. Разве, только, в самом начале катастрофы. Тогда они, ещё, толком, ничего не понимая, вот так же, словно крысы, шмыгали по кустам, да по подвалам. Это, потом, когда они организовались в общину и наработали опыт выхода в заполненный заражёнными город, двигаться стало гораздо комфортнее. И, тут, опять, как в прошлое попал. Эх, патронов бы побольше! А, ещё лучше, автомат бы, как у Валерки.

Сон был тяжёлым, глубоким и, совершенно, без сновидений. Словно из океанской глубины, Зойка всплывала из пучины мрака на поверхность сознания. На каком-то этапе послышались голоса. Кто-то рядом вёл неспешную беседу. Один из голосов показался знакомым и она прислушалась.

– Нет, старик, по окрестностям шерстить сейчас бесполезно, – гулко, словно в бочку, говорил кто-то. – Всё вытаскали. Всё дальше уходим. Общину обеспечивать надо.

– Дык, у вас же, своё хозяйство есть, – узнала она голос Шиши.

– Хозяйство есть. Только, на одних грибах, да на крысах далеко не уедешь. Пшеницу с гречкой под землёй не вырастишь. А одежда? А обувь? Так, что, хочешь – не хочешь, а на мародёрку ходить приходится.

Зойка открыла глаза, и села в своей постели. Из темноты ниши пространство помещения, всё так же освещённое свечой, просматривалось хорошо. На диване сидело трое парней, неспешно потягивающих чай из алюминиевых кружек, а за столом, на котором лежали крупно нарезанные куски хлеба и нарезанные ломтики сала, Шиша беседовал с огромным мужиком, сложившим на столешницу пудовые кулачищи. Видать, это и были те самые цеховые, про которых она вчера слышала.

– Здравствуйте, – подала она голос и, спустив вниз ноги, принялась обуваться.

– Во, проснулась твоя гостья, – оживился здоровяк. – Доброе утро, красавица. Как чувствуешь себя?