– Воистину Воскресе, – доктор с улыбкой оглядел стариков, – что-то давно вы меня не беспокоите, да видать и к лучшему, выглядите вы прекрасно.

– Так это заслуга нашей Катеньки, – довольно произнес Ермолай Егорович, – она перебила вашу практику. Лучшее лекарство для нас – юная душа рядом. Как вышла из Смольного института, так и солнышко засияло в нашем доме.

– Ермолай Егорович похлопотал, и Катеньку пожаловали во фрейлины Вдовствующей Императрицы… Я и рада, ей надо быть в свете, надо пользу обществу приносить, – просияла супруга действительного тайного советника.

Доктор Коровкин с явным удовольствием смотрел на юное, с нежным заостренным подбородком, личико Кати, которая, казалось, вся светилась радостью и добротой. Девушка без стеснения потянулась к доктору – и Клим Кириллович, склонившись и взяв ее за руку, трижды коснулся пересохшими от волнения губами благоухающих фиалками щечек.

– Позвольте представить вам дочерей профессора Муромцева, – он все еще не отпускал нежную ручку Кати, – Брунгильда Николаевна и Мария Николаевна.

– Как же, как же, много наслышаны, – радостно закивала госпожа Шебеко.

– И в газетах писали о вашем искусстве, мадемуазель, – подхватил господин Шебеко.

Брунгильда сдержанно поклонилась, чуть приподняв уголки губ в знак благодарности за признание, и повела точеным подбородком в сторону аккуратного молодого человека в темно-зеленом мундире; его глаза мгновенно вспыхнули. Мистер Стрейсноу неопределенно хмыкнул и передернул плечами.

– Вместе с нами, – продолжил доктор Коровкин, не замечая нахмуренных соболиных бровей Муры и помрачневшего лица зарубежного друга Брунгильды, – наш гость из Англии, сэр Чарльз Стрейсноу, баронет.

Англичанин сделал шаг вперед и, прижав к груди шляпу, поклонился.

– Боже! – одновременно воскликнули господин и госпожа Шебеко. – Да он вылитый Петр Великий!

– Да, сходство есть, – неохотно согласился доктор, – рост, сложение, глаза, усы…

– Мистер Стрейсноу, – приятным баритоном, очень осторожно обратился по-английски к иностранцу господин Формозов, – не было ли в вашем роду кого-нибудь, кто был знаком с Петром Первым?

– На что вы намекаете? – строго вскинулась госпожа Шебеко.

– На внебрачных детей вашего императора, – ответил англичанин. – Русские, когда я был в Берлине и Риме, надоедали мне этим вопросом.

– Если бы мистеру надеть лавровый венок на голову да усадить на коня – прямо Медный всадник.

Вынырнувший откуда-то сбоку господин Багулин махнул рукой в сторону могучей фигуры на вздыбившемся коне, едва видневшейся на берегу Невы.

– Глазастый Модест, – вздохнул кротко художник, – он и высмотрел в толпе это чудо. Вот приглашаю к себе в мастерскую мистера и его друзей. Да заодно и разговляться пора. Да все никак не получаю согласия.

– А если я попрошу вас принять приглашение? – Катенька Багреева ласково заглянула снизу вверх в лицо смущенного доктора Коровкина. – И дедушка с бабушкой с нами пойдут. Тем более я должна убедиться, что заказ господину Закряжному для резиденции Марии Федоровны готов. Он мне клялся, что не обманет.

– Готов-готов, милая моя бесценная госпожа, – театрально склонился перед хрупким созданием художник, – да разве я мог обмануть такого ангела? Да и просьбы Вдовствующей Императрицы для меня не пустой звук, а великая честь. Прошу пожаловать всех вас, господа, в мою мансарду, не извольте омрачить отказом святую ночь братской любви и единения.

Мура закусила губу – художник ей нравился с каждой минутой все больше и больше, и она готова была рассмеяться, если бы ее не раздражало излишнее внимание доктора Коровкина к смазливой фрейлине.