Позднее утро на пляже рядом с отелем.

Эвелин Хиллингдон вышла из воды и растянулась на теплом золотистом песке. Затем сняла купальную шапочку и резко тряхнула своими темными волосами. Пляж был не очень большим – обычно люди собирались на нем утром, а около половины двенадцатого здесь устраивалось какое-то совместное действо. С левой стороны от Эвелин, в плетеном кресле экзотического вида, расположилась сеньора де Каспеаро, красавица из Венесуэлы. Дальше находился мистер Рэфьел, считавшийся теперь doyen[18] отеля «Золотая пальма» и демонстрировавший всем свое превосходство так, как это может делать лишь старый инвалид, обладающий несметным богатством. Рядом с ним находилась Эстер Уолтерс. Как всегда, рядом с ней лежали ручка и блокнот для записей на тот случай, если ее начальнику вдруг придет в голову продиктовать срочную телеграмму. Мистер Рэфьел выглядел в своем пляжном одеянии совершенно высохшим – с его костей фестонами свисала старческая кожа. Его внешний вид – вид человека, стоящего на самом краю могилы, – не менялся уже лет восемь. Так, по крайней мере, говорили все на островах. Острые голубые глаза старика прятались в морщинистых щеках; его единственной радостью в жизни было яростное отрицание всего того, что говорили другие люди.

Здесь же присутствовала и мисс Марпл. Как всегда, она вязала и прислушивалась к общей беседе, время от времени принимая в ней участие. Когда она это делала, все очень удивлялись, так как обычно полностью забывали о ее присутствии! Снисходительно взглянув на нее, Эвелин Хиллингдон решила, что она милая старушка.

Сеньора де Каспеаро втирала масло в свои красивые длинные ноги и что-то напевала себе под нос. Она явно не принадлежала к категории женщин, которые любят поговорить.

– К сожалению, «Франжипани»[19] здесь не купишь, – печально сказала она, с тревогой посмотрев на баночку с маслом для загара, которая была почти пуста, – а все остальное гораздо хуже. Очень жаль. – Ее длинные ресницы опустились.

– Вы не пойдете окунуться, мистер Рэфьел? – спросила Эстер Уолтерс.

– Я пойду тогда, когда буду готов, – раздраженно ответил старик.

– Сейчас уже половина двенадцатого.

– Ну и что? – спросил Рэфьел. – Вы что, думаете, что я настолько привязан к часам? Это должно быть сделано ровно во столько-то, а это в двадцать минут такого-то, а это без двадцати минут столько-то… Надоело!

Миссис Уолтерс уже достаточно долго сопровождала своего босса, чтобы выработать собственную тактику обращения с ним. Она знала, что ему необходимо много времени, чтобы подготовиться к купанию и восстановиться после него, и именно поэтому напомнила ему об этом, причем на десять минут раньше положенного, чтобы у него было достаточно времени отказаться, а затем пойти в воду якобы по своему собственному желанию.

– Мне не нравятся эти сандалии, – сказал Рэфьел, поднимая ногу. – Я уже говорил о них этому идиоту Джексону. Он вообще не обращает внимания на то, что я ему говорю.

– Я принесу вам другую обувь, хорошо, мистер Рэфьел? – предложила Эстер.

– Нет, вы останетесь сидеть на своем месте и будете сидеть тихо. Я ненавижу, когда люди мечутся, словно клуши.

Эвелин слегка пошевелилась на теплом песке и вытянула руки.

Мисс Марпл, увлекшаяся своим вязанием – так, по крайней мере, казалось, – пошевелила ногой и стала неловко извиняться:

– Мне так жаль, так жаль, миссис Хиллингдон! Боюсь, что я вас задела.

– Всё в порядке, – ответила Эвелин. – Просто на этом пляже слишком много людей.

– Прошу вас, не надо двигаться. Очень прошу. Я немного отодвину стул назад, и это больше не повторится.