– Теоретически…

– Обойдемся без словоблудия! Я смогу ходить?

– Возможно…

– Да или нет?

Отвечать на вопрос медикусу не хотелось, поэтому он рискнул перейти в контратаку:

– Вы принимаете порошки?

– Не знаю.

– Мессер принимает лекарства, – сообщил Валентин.

– Порошки, массаж, упражнения…

– Я смогу ходить?

Дер Даген Тур уставился на медикуса. Кулаки сжаты, рот слегка перекошен, глаза лихорадочно блестят – ответ был слишком важен, и адиген не скрывал чувств.

– Как раньше?

– Да.

– Сомневаюсь, – сдался Хасина.

Приговор. Теодор не сдержал вздоха. Приговор. Бамбадао превращается в калеку. Приговор. И Валентин, несмотря на то что служил Помпилио без малого двадцать лет, понятия не имел, как отреагирует хозяин на страшное известие.

– Ты забыл добавить «мне очень жаль», – после паузы произнес Помпилио.

– Мне очень жаль, мессер, – убито произнес Хасина.

– Пошел вон.

– Да, мессер.

Медикус поклонился, схватил саквояж, пиджак, сделал два шага к дверям…

– Альваро!

Хасина повернулся:

– Да, мессер?

И услышал угрюмое:

– Альваро, придумай что-нибудь.

Гордому адигену требовалась помощь. Гордый адиген просил.

– Я постараюсь, – тихо пообещал медикус.

– Иди.

Помпилио проводил Хасину тяжелым взглядом, дождался, когда закроется высокая, в два человеческих роста, дверь, и негромко произнес:

– Я хочу в кресло.

– Да, мессер.

В инвалидное кресло.

Кто мог подумать, что когда-нибудь оно пригодится самому знаменитому путешественнику Герметикона? Не в старости, а сейчас, когда Помпилио достиг самого расцвета. Кто мог подумать, что все так обернется?

Валентин помог хозяину перебраться в трон инвалидов и встал позади.

– Отвези меня к окну.

Из которого открывался великолепный вид на город. На черепичные крыши домов, ратушную башню с часами и высоченный собор Доброго Маркуса. Однако Теодор знал, что не Даген Тур разглядывает хозяин и даже не храм – чуть дальше, около вокзала, виднелись причальная мачта и огромный эллинг, в котором прятался «Пытливый амуш». И именно на эти строения был устремлен взгляд адигена. Приступы дурного настроения, что часто накатывали на Помпилио в последние месяцы, быстрее всего подавлялись видом любимых бамбад или быстроходного рейдера, пусть и спрятавшегося в своем домике. В своем замке.

– Я хочу улететь, – тихо произнес Помпилио.

– У вас есть план? – так же тихо осведомился Валентин.

– Нет. Еще не знаю.

А поскольку хозяин мог запросто отправиться куда угодно, камердинер рискнул продолжить:

– Осмелюсь напомнить, мессер, что завтра прилетает ваш брат.

– Я знаю, Теодор, – буркнул адиген. – У меня плохо с ногами, а не с головой.

– Да, мессер.

– И прекрати подсказывать, я прекрасно справляюсь.

– Да, мессер.

– И… – Помпилио замолчал, продолжая разглядывать эллинг. Ему не нужно было видеть ИР – он прекрасно помнил свой цеппель, каждую его черточку, каждую деталь и каждый установленный внутри прибор. Даже их. И еще он помнил те чувства, что дарили ему путешествия на «Пытливом амуше». – Во время моего отсутствия открывали новые миры?

– Да, мессер.

В голосе Валентина послышались радостные нотки: наконец-то хозяин заинтересовался чем-то стоящим! Не значит ли это, что Помпилио возвращается?

– Закажи в Астрологическом обществе отчеты, я хочу посмотреть.

– Второй стеллаж, мессер.

– Они здесь? – удивился дер Даген Тур.

– Я изучал все, что могло вас заинтересовать, мессер, – невозмутимо произнес Теодор. – Все время вашего отсутствия.

Все полтора года. Не зная, пригодятся ли сведения, Валентин старательно собирал их и систематизировал, надеясь, что когда-нибудь Помпилио их прочтет. Тот самый Помпилио, которого официально объявили погибшим.