- Куда?

- На улицу Рублева.

По огорченному выражению лица водителя стало понятно, что указанная улица находится недалеко. 

- А номер какой?

- Дом одиннадцать.

- Три шага пешком, - тоскливо сообщил частник.

- Я устала, так что везите, я заплачу.

Они проехали метров двести и свернули в тихий, заросший вязами и желтой акацией дворик.

Ника расплатилась, забрала сумку и залюбовалась каким-то старозаветным уютом: развешенное на веревках белье, голубятня с клюющими на её крыше зерно грудастыми птицами, два пацаненка, играющие в пристеночек.

Единственный подъезд старого трехэтажного дома, распахнутая настежь дверь… Ника достала бумажку с адресом. Квартира номер два наверняка на первом этаже. Наверное, вот эти два окна с кружевными занавесками.

Но оказалось, что в доме каждая квартира занимает ровно один этаж. Во всяком случае, и на первом, и на втором было по одной двери. Девушка в нерешительности уставилась на фасонистую металлическую створку - неужели она защищает квартиру престарелой актрисы, а не банкира или бизнесмена? Потом поискала глазами кнопку звонка и не обнаружила её. Дубасить кулаком в металл было как-то не слишком культурно, и она постучала подушечками пальцев, почти не надеясь на то, что её услышат. Но спустя буквально несколько секунд, дверь беззвучно и мягко распахнулась.

Вначале ей показалось, что в полумраке прихожей стоит ребенок. Во всяком случае, ростом человек был чуть выше Никиного пупка. 

- Милости прошу, - послышался неожиданный, высокий и одновременно дребезжащий голосок. И только тогда Ника поняла, что перед ней карлик, лилипут. Облачен он был в джинсы и, несмотря на теплую погоду, пушистый исландский свитер. Светлые волосы аккуратно причесаны на пробор, а глаза смотрят с настороженным любопытством.

- Здравствуйте, - растерянно произнесла она. - Я к Антонии.

- Доброе утро, юная леди. Входите же скорее, Антония вас ждет. 

Девушка вошла в прихожую, показавшуюся огромной, словно зал. Высокие потолки, древний гардероб, зеркало в бронзовой раме. Карлик взял у неё из рук дорожную сумку и, поклонившись, указал на распахнутую двустворчатую дверь. Заметив нерешительность гостьи, шепнул:

- Не бойтесь, я буду рядом.

От этого Нике стало ещё больше не по себе. Хотя чего ей бояться? Совершенно нечего.

И она вошла.

Комната, где она оказалась, тонула в оливковом полумраке. Жилище Антонии она представляла иначе - тут не было никаких старых афиш и фотографий роковых красавиц в гриме. И фарфоровых статуэток не было. С чего она вообще взяла, что Антония должна хранить всяких балерин и зверушек с клеймом Лениградского фарфорового завода? Бронза и только бронза! И то - минимум: фигурки Вакха и вакханки на бюро, да чаша- колокольчик, до краев наполненная стеклянными шариками.

Мебель была не просто антикварной, она была старой, потертой и утомленной временем. С потолка свисала потемневшая люстра венецианского стекла, а на стенах были развешены картины - Венецианов, Левитан и неожиданный для этой комнаты Лотрек. И не просто Лотрек, а «тот самый Лотрек» - на грани фола. 

- Так вот ты какая, Никуша. Выросла.

Голос звучал все так же. Если бы Ника не видела сидящую в кресле с высокой спинкой старуху в темном платье и тупоносых туфлях с серебряными пряжками, она могла бы поклясться, что голос принадлежит молодой женщине. Женщине своенравной, капризной и привыкшей повелевать. А ещё - привыкшей к тому, что её должны без всяких микрофонов слышать в последнем ряду галерки.

- Здравствуйте… - тихо произнесла Ника.

- Зови меня просто Антония, терпеть не могу все эти церемонии. Ну что же, садись, девочка. Спасибо, что согласилась приехать.