Мне не хотелось думать о том, что я мог и должен был исправить в своей жизни.

– Отложим пока что на полку, – так часто говорил мне Джим Фейбер. – Сегодня перед тобой стоят две задачи. Первая – ходить на встречи анонимных алкашей, вторая – не пить. Постарайся прежде всего справиться с ними, а остальное наладится само собой.

– Ты вроде бы подался в копы, Мэтт. Или я спутал тебя с кем-то?

– Нет, все верно. Но вышел в отставку несколько лет назад.

Он приподнял руку – в знак того, что мысленно чокается со мной, пьет за столь знаменательное событие. Я просто кивнул.

– Не знаю, слышал ли ты, но я пошел другой дорожкой, – произнес он.

– Вроде слышал.

– Я сказал, что находился на севере штата. Был тогда «гостем» тамошнего губернатора. Сидел в «Грин хейвен». Нет, не за ограбление инкассаторской машины, которое произошло в пятидесятом году в Бостоне, и Великим ограблением поезда это тоже не было. Я вот что учудил. Взял «пушку» и вошел в винный магазин. Причем это случалось не впервые.

Я не знал, что ответить, да он, похоже, ответа и не ждал.

– У меня был очень смышленый адвокат, – продолжил Джек. – Он устроил так, чтобы я заключил со следствием сделку, признал свою вину, и все остальные обвинения были сняты. Знаешь, что тут самое сложное? Ты должен выступить с обращением. Тебе знаком этот термин?

– Должен предстать перед судом и рассказать, что натворил.

– Мне была ненавистна сама мысль об этом. Просто жуть до чего не хотелось это делать. И я стал искать обходные пути. Ну, неужели просто нельзя сказать «виновен» и покончить с этим? Но мой парень твердил мне – нет, ты все должен сделать как положено, подробно рассказать, как оно было. Или так, или сделка со следствием отменяется. Ну, я еще не совсем сумасшедший, и сделал то, чего от меня хотели. И знаешь, что самое удивительное? Стоило мне отстреляться, и я испытал такое облегчение!

– Потому что все закончилось.

– Потому что, сказав это, я словно очистился. Будто достиг высокого Пятого уровня или ступени в этой игре, Мэтт. Словно предстал перед самим Господом Богом и всеми людьми сразу и сбросил эту тяжесть с плеч. Нет, не последнюю тяжесть, лишь ее малую часть, но, когда программа заработала и они сказали мне, что надобно делать, я сразу все понял; все обрело смысл. Я понял, увидел, как это работает.

– Двенадцать ступеней, через которые должны пройти анонимные алкоголики, – как-то сказал мне Джим Фейбер, – они не для того, чтобы ты сохранял трезвость. Не пей – и будешь трезвым.

Просто ступени делают эту трезвость более комфортной для тебя, чтобы ты, пройдя их все, перестал чувствовать потребность в выпивке. Рано или поздно я их преодолею.

И вот я признался сам себе, что не в силах устоять перед алкоголем, который делает мою жизнь неуправляемой и невыносимой. Это была Первая ступень. И теперь я мог стоять на ней сколь угодно долго.

И еще я не слишком спешил подняться хотя бы ступенькой выше. По большей части все собрания, которые я посещал, начинались с перечисления ступеней, а если и нет, то список их был вывешен на стене – не хочешь, а прочтешь. Четвертая ступень выглядела как детализированный внутренний отчет перед собой, и ты садился и все записывал. Пятая ступень была сродни исповеди – ты делился всем этим дерьмом с другим человеком, чаще всего со своим поручителем.

– Есть люди, – говорил Джим, – которые не пьют десятилетиями, и это притом, что не проходили ни через какие-то там ступени.

Размышляя о ступенях, я прослушал, что говорил мне Джек, но потом врубился и понял: он рассуждает о «Грин хейвен», причем в таком тоне, словно эта тюрьма – самое лучшее, что когда-либо выпадало ему в жизни. Это она подвела его к программе.