Все закончилось внезапно. Снова она провалилась, но не в очередной изгиб кишки, а в какой-то колодец, наполненный вязкой массой. Ее погружение длилось недолго, прошла сквозь густоту и шлепнулась на дно. Масса почему-то осталась на стенках, не накрыла собой, отпустила. Ася наконец-то почувствовала свободу. Руки, ноги шевелились, но глаза все также ничего не видели. Невыносимая вонь вызывала судороги и блевотные спазмы. Она сидела по-турецки в какой-то колбе из морщинистой резины и плакала.

– Это никакой ни сон. Проклятый псих…

От слез была хоть какая-то польза, она умыла ими лицо. Неожиданно, ее пальцы нащупали бугристые складки на дне «колбы». Складки эти располагались в форме звезды. Что-то подсказывало, что это свобода. Еще немного, еще чуть-чуть и она найдет выход. Так и случилось, ее ладонь нырнула в упругую, влажную щель. Словно крот, Ася головой вперед полезла в отверстие, раздвигая телесные бугры и папилломы…

Наконец, она освободилась, вывалилась на твердую плоскость, захлебнулась воздухом. Сфинктер, выдавив ее, схлопнулся и исчез в потолочном мраке…

Абсолютно голая, вымазанная жирным слоем омерзительной коросты, она оказалась на какой-то сцене. В обручальных кольцах софитов, на краю сцены стоял блестящий двухрядный синтезатор…

Вытянув руки, бросилась к нему, к своей мечте. Но, руки не понадобились, синтезатор сам заиграл, подчиняясь ее воле. Но, это было неправильно, мысль не поспевала за вдохновением. И вдруг, она заорала в невыразимом ужасе:

– Нет!

Гнусная ведьма лабала на инструменте, опустив голову так низко, что казалось, что эта тварь играет носом. Перекрученные пальцы скакали по клавишам, костлявые локти торчали в разные стороны…

И музыка стала какой-то невыносимой. Выскочили еще старухи, они распахивали кошмарные зонтики, пытаясь столкнуть Асю со сцены в чернильную бездну. Лица их переливались неимоверными гримасами. Мохнатые, как паучьи жвала, зонты окружили со всех сторон…

– А-а-а!!!

Она закричала, вынырнула из сновидения, распахнула глаза. Руки беспомощно хлестали пустоту…

– Я ослепла!

– Тише ты!

– Рустик! Где мы?

– Внутри. Только он еще спит.

– Кто он?! Я ничего не чувствую и не вижу!

Внезапно, едва слышно, раздались завораживающие, потусторонние звуки. Они повторились несколько раз, будто позывные. Что-то сказал серьезный женский голос, и заиграла торжественная мелодия.

– А, так это радио, гимн Советского Союза. Шесть утра, значит, – пояснил Рустик и выругался, – черт подери, это прошлое, двадцатый век.

– И что?!

– Ничего…

– Ты меня не бросишь?!

– Я же держу тебя за руку.

Сначала они увидели белый потолок. Промелькнуло голубое небо в окне и стопка книг на подоконнике. Потом стены с обоями в цветочек, из мебели только кровать, стол и стул. Все мелькало – человек одевался…

Неожиданно – большое зеркало. Ася ахнула, прямо ей в глаза смотрел молодой джентльмен лет семнадцати в клетчатой рубашке, с волосами, зачесанными назад. От изумления у нее онемел рот, губы превратились в проволоку, она не могла произнести ни звука…

– Помню этот день – сказал Рустик, – будет весело.

Палец стал крутить диск старинного телефона. Оглушительно раздались гудки, трубка смачно чавкнула, и они отчетливо услышали чей-то голос:

– Макс, ты? Давай на углу, мы уже выходим!

Голова, в которой они сидели, что-то промямлила в ответ, ее было очень плохо слышно.

…Прямо перед Асей дымилась сигарета, мелькали носки ботинок. Она едва узнавала улицы. Все было изумительно иначе – лаконичные названия магазинов: Аптека, Булочная, Обувь, иногда появлялись странные вывески – Кожгалантерея, Ателье мод. Асфальт проезжей части вдрызг раздолбан, хотя машины практически отсутствовали. Улица и шумела иначе. Вот трамвай прошел со страшным грохотом, грязный мужик шумно отхаркивался в урну. Совсем другое эхо в пустых подворотнях…