– Кому? – чуть не плакала я.

– Вы сами поймете… – женщина подошла к картине. Сняла ее с подрамника и отдала мне.

– Идите…

 Я схватила тяжелую картину и выскочила из мастерской. Что я чувствовала? Радость, обиду, смятение…

Уже находясь в шале, я поставила картину у камина и каждый вечер смотрела на нее. И вдруг я однажды я поняла. . Я схватила картину и подняла ее в спальню. Его спальню. Она словно была рождена для этого места.

– Не понравится – заберу назад, – ворчала я про себя. Я чувствовала, что нельзя нарушать правила, – я должна была отдать эту картину. Но то, что ее могут мне вернуть обратно… Об этом ничего сказано не было! Удовлетворенная своей смекалкой, я больше не волновалась о картине и только время от времени заходила в комнату напитаться ею.

Теперь, стоя вместе с Михаилом в его спальне, я ждала приговора. Если ему понравится картина – я не переживу. Если он скажет, что это чушь – я предложу сразу забрать ее, она ничего не стоит для него. Сердце стучало так, что, наверное, Михаил мог его услышать во вдруг наступившей полной тишине дома.

Он молчал. Я тоже.

Он молчал и смотрел на картину. Я готова была упасть в обморок.

Он молчал и смотрел на меня. Я смотрела на него….

Мы стояли в тишине, смотрели друг на друга, и в этот самый момент я услышала его мысли, а он мои… и поняли, что мы должны быть вместе.

Это была такая ясная, чистая мысль, что было непонятно, как же раньше я дышала без него, и в его глазах я читала то же самое: «Как же я жил без нее?»

Слов больше не было. Они мешали. Мы ничего не слышали, кроме стука наших сердец и нашего общего дыхания. Мы ничего не видели, кроме наших глаз, смотрящих с любовью друг на друга. Мы словно обрели рай. Наш личный рай – он у меня, и я у него.

Потом была неделя абсолютного счастья. Мы открывали миры друг друга, и все эти миры были как недостающая деталь в пазле. Я нашла в Михаиле то, что неосознанно искала всю жизнь, и он – то, что не мог найти в других женщинах. Мы умели слышать друг друга без слов, и нам было безумно интересно говорить и слушать друг друга. Наши души и наши тела были единым целым.