Непроизвольно выгибаю спину. Смущаюсь сразу же, а после расслабляюсь, с мстительным удовлетворением осознавая, что пьяный не поймёт, не запомнит... Мне томно и жарко. Почему-то страшно заводит тот факт, что это он, ненавистный Кир, причиняет мне массу удовольствия. Именно причиняет – как боль или страдание. Как нечто неправильное, низкое, острое.

Однажды я тайком пробовала курить. Вредная, вонючая, невкусная зараза, но то чувство помню до сих пор. Вот сейчас – оно же, только в тысячи раз более будоражащее. Вызов. Кураж. Адреналин. Рёв оскалившихся пороков, от которого каждый волосок – дыбом, каждый глоток воздуха – яд. Мысли пьяные стонут. Или это я? Нет, он. Хриплый выдох обрывает всё живое во мне книзу, туда. где кожа касается кожи до мелких ожогов, будто раскалёнными иглами.

– Банально засадить тебе было бы слишком просто, – мамочка, пусть он замолчит, потому что ничего более волнующего этого "засадить" я в жизни не испытывала... Каждым нервом, жадной дрожью внизу живота. – Я хочу тебя целиком, – тягучим шёпотом добивает Кир. Перед глазами всё плывет и в то же время чётко выделяются его невозможно капризные наглые губы на моём бесстыже подрагивающем животе. – И у тебя нет выбора, – безжалостно продолжает он уничтожать во мне разум. Пальцы, дрогнув, комкают рукав толстовки. Вот теперь это чистый незамутнённый страх. Мне так страшно взорваться, разлететься на осколки, что, кажется, закладывает уши.

– Эй, отбой ребят, – доносится как через вату голос Дана. – Лис, ау! Только не в моей машине. Приехали. Так что выметайтесь, кролики.

Пожелание нескучной ночи, брошенное Севером вслед, даже оно не разбавляет вязкую полусознательность. Пошатываясь теперь уже оба, заходим в подъезд. Заминка у лифта и ощутимый толчок от движения вверх, заставляет нас вцепиться друг в друга. Мне хочется думать, что это был он.

– Я тебя сейчас поцелую, – зло усмехается Кир, помогая мне обхватить ослабшими ногами свои бёдра. И тянусь ведь, сама тянусь ему навстречу! Содрогаюсь от ненависти, потому что чувство донимает такое, будто он загнал мне под кожу полчища термитов. И явно понимает, как сильно те жалят в ожидании контакта.

Внутренности обдаёт огнём, когда Кир несдержанно размыкает мои губы. Проникает языком так нагло и требовательно. Толчками – жадными мучительными – медленно перехватывает дыхание, отбирает весь воздух и безжалостно вталкивает его в вены. Туда, где уже кипит кровь... туда, где вместе с пульсом бьётся хрупкий как хрусталь восторг.

– Твои сейчас дома? – Кир глухо стонет, спуская поцелуи к шее.

– Да, – шепчу, не осознавая толком вопроса. Все мысли следуют за натиском его пальцев, впивающихся в кожу всё ближе к груди.

Господи, в какой момент я позволила ему забраться под свитшот?

– Паскудство. И мой старик с утра прикатил... – бормочет он, переводя абсолютно дикий взгляд на мой рот. – Как всё не вовремя... Всё. К чёрту. Иди уже, не провоцируй. Приехали.

Ноги будто не мои. Шагаю, но не чувствую, только мысль какая-то неясная навязчивая, холодом царапается изнутри.

– Погоди... – резко разворачиваюсь под шорох начавших закрываться дверей лифта. От возмущения воздух режет лёгкие. – От тебя же вообще не пахнет выпивкой... Ты обдурил меня, скотина!

Лис даже не думает отрицать. Просто ведёт пальцами по губам и блаженно закрывает глаза.

– Пятьдесят заданий... ты взвоешь, чудо.

Невозможный, бесстыжий хитровыделанный интриган!

Боже, кто бы знал, как я в этот момент его ненавижу, не осудил бы и за брошенную в лифт гранату.