– Сдался ты мне. Слюни подбери и ближе к делу.

Неподалёку останавливается байк Кости, и Лика полностью теряет к нам интерес.

– Рано показывать на людях зубки. Я тебе ещё не давал отставку, – слова слетают на удивление ровно. Эмоции скрыть удаётся. На деле я едва не рычу, от накатывающего волнами раздражения. Если я научился мириться с диктатурой родного отца, то мелкой выскочке спускать её не намерен.

А ещё перед глазами настырно мелькают картинки нашей утренней поездки в лифте. Хорошо покатались. С чувством, с огоньком. Надо бы повторить.

– Хорош затягивать. Тошнит уже, – как нарочно нагнетает Полина.

Тлеющая внутри злость, которую с трудом, но получалось давить весь день, вспыхивает напалмом. Теперь уже щедро приправленная яркими фантазиями о том, что я планирую и непременно сделаю с безрассудной и дерзкой девчонкой. Сегодня же начну.

– Лис, так где мои шорты? – доносится сквозь гул в ушах басовитый смех Кости.

– Ну ё-моё, опять тормозишь? – оглядываюсь на обнявшуюся пару. Счастливые до оскомины. – Просто подрежь дедовы кальсоны. Уверяю, ноль отличий.

– Я думала ты только со мной такой "душка", – заносчиво хмыкает Полина, но осекается, поймав мой недобрый взгляд.

Уж поверь, чудо, мой дерьмовый характер – последнее, что должно тебя сейчас волновать.

23. Чем бы дитя ни тешилось

Поля

– Чудо, а чем ты вообще занимаешься? – хмельной взгляд Кира всё чаще скользит по моему лицу. Пропорционально количеству прикладываний к бутылке.

– В смысле, чем? – протягиваю руки ближе к костру, безрезультатно пытаясь согреться. Меня знобит, но не от вечерней прохлады. От волнующего запаха толстовки, принудительно накинутой Лисом мне на плечи. Чувствую себя как тот гусь, которого откармливают перед Рождеством.

Не верю я его вниманию. И в искренность намерений не верю.

– Пьянь пытается спросить, какой вид боевых искусств отправил его самооценку под плинтус, – не поворачивая головы, поясняет Дан и снова, словно невзначай оттискивает меня ближе к другу.

Угораздило же сесть между ними! Впрочем, меня, само собой, никто не спрашивал.

– Нормально всё с моей самооценкой, – уязвлённо кривятся полные губы Кирилла. Очень жадные, наглые, горячие губы...

– Капоэйра, – выдыхаю болезненно, чудом вспомнив о чём идёт речь. Потребность смочить пересохшее нёбо подстёгивает протянуть руку к стоящей на песке бутылке.

Виски едва ли утолит эту странную жажду, но по идее, хотя бы позволит немного расслабиться.

– Забудь, – резкий шлепок обжигает мою кисть. – Тебя сейчас прибьёт с глотка, а мне потом с отцом твоим объясняйся.

– Так ещё чуть-чуть и объясняться будет некому, – ворчу ёжась под мутным взглядом Кира.

– Эй, я не пьян! Я счастлив, – он убирает бутылку подальше и по-хозяйски обнимает меня за плечи. – Между прочим, ты моя первая девушка! – добавляет громче, привлекая к нам внимание. – Имею право.

– Когда ты уже меня прилюдно бросишь? – шиплю, неприязненно отворачивая голову. – Мне домой пора. Папа просил не задерживаться.

– Чу-у-у-до... – Кир утыкается носом мне в шею, до мурашек покалывая кожу щетиной. – Вспомни, во что превратился мой байк? Я обязан от души поиздеваться. Кстати, эта твоя капа... капоэйра, полный отстой. Одна показуха.

– Да ладно? – отстранившись, в сердцах тычу пальцем в ссадину на его губе. – А кто получил с вертушки в щи?

Кир морщит лоб, что-то соображая.

– Тебе просто свезло.

– Утешай себя, хлюпик.

– Кто-то сказал капойра? – подаётся вперёд Стас. Он сидит по другую сторону от костра и страстно втирает захмелевшей девице что-то про силу притяжения. – Это те несуразные танцульки, а-ля пьяная драка на сельской дискотеке?