– Ты и так, и так для меня кукуля.

– Между мной и мешком оленьего меха ничего общего нет.

Оля в смехе заходится.

– А как же эвенские корни?! – смеется так, что у меня возникают опасения за её жизнь: рухнет и счешет себе половину лица.

– Не убейся там, смотри, – бурчу в ответ.

– Твои аппетитные ножки заставляют моё сердце биться чаще, так что тащи их ко мне побыстрее, – хохоча, произносит и скидывает вызов.

«Аппетитные ножки», «упругая жопка» – те эпитеты, которые Оля может только в моём присутствии произнести. В жизни она нереально скромная и добрая девушка. Другой такой просто нет. И она, и её мама – очень светлые и добрые люди.

На то, чтоб собраться, уходит всего двадцать минут. За это время я успеваю принять душ, выпить кофе, съесть банан и прибрать в своей комнате: собрать постельное, убрать его и сложить диван. И вытереть пыль. В детстве у меня была астма, вызванная наличием аллергии на пылевых клещей. Родители старались не обрастать мелочевкой, поверхности все были пустые, ничем не заставленные, чтобы удобнее было влажную уборку проводить. Недуг прошел, а привычка осталась.

Выйдя из квартиры, рядом с соседской дверью замечаю грустного пёселя, сидящего на подстилке, которую ему оставили для осуществления естественных нужд.

– Привет, Дёготь, – опускаюсь на корточки и глажу собаку. – Когда-нибудь психану и себе тебя заберу. Терпишь до сих пор? – смотрю на сухую пеленку. – Пошли погуляем. Оля меня простит, когда я ей расскажу, какими ты глазами на меня смотрел.

Дёготь – черный дружелюбный мопс, с косыми глазами на выкате. Соседи его завели по просьбе сына. Мальчику тринадцать и, когда родители уходят на работу или просто по делам, он забивает на нужды животного. Это так ленно вставать рано и идти собаку выгуливать, поэтому он выгоняет пса в подъезд, стеллит подстилку и идет заниматься своими делами.

Он товарищ контактный, любит, когда его гладят, играют. От любого проявления внимания прыгать на месте, как мяч начинает. Быстро дела свои грязные сделав, подходит ко мне и трется об ноги, подсказывая, что пора бы его потрепать. Он так радуется ласке, что даже похрюкивает – очень потешно.

– Сын опять в подъезд его выгнал? – слышу из-за спины голос Егора Николаевича, одного из хозяев Дёгтя.

Не хочется сдавать мальчугана, поэтому просто пожимаю плечами. Он и так знает ответ.

Немудрено, что добираюсь я до пункта назначения совершенно не быстро. Оля, заметив меня на углу здания, около которого она меня ждет, перехватывает картонную подставку со стаканчиками кофе в одну руку, и разводит обе руки к небесам, дескать, свершилось. Я же, в свою очередь, обе ладони складываю в просительном жесте, подношу к губам, извиняясь. Никогда раньше проблем с пунктуальностью у меня не было, сказывалась с годами выработанная дисциплина. То и дело я непроизвольно сравниваю? себя нынешнюю с собой же прошлой… Не всегда находя новые выигрышные качества.

– Прости. Дёготь хотел в туалет, – пожимаю плечами.

Олька сокрушенно вздыхает.

– Танцуй! Тогда я подумаю, – её глаза изумрудным огоньком загораются.

Со стороны мы выглядим как… умалишенные, если говорить мягко. То, о чём она просит, – это смесь тектоника, электро, танца Адриано Челентато из фильма «Укрощение строптивой» и женской лезгинки. Эти конвульсионные подрыгивания были придуманы мною несколько лет назад. Впервые увидев их, Оля так хохотала, что подавилась соком, который пила в тот момент. Честно? Я думала, что убила подругу. Она тогда поседела за пару секунду и кашляла после ещё часа два.