– Ты слишком добра ко мне, госпожа.

– Никакой «госпожи», я тебе сказала, называй меня Хараджа.

– Да, правда, я забыл.

– Прощай, Хамид, – сказала турчанка, крепко стиснув руку Элеоноры. – Мои глаза будут провожать тебя в море.

– А мое сердце будет биться для тебя, Хараджа, – отвечала герцогиня с еле заметной иронией. – Вот увидишь, я вернусь, когда убью Дамасского Льва.

Шлюпка, перевозившая на галиот виконта Л’Юссьера, вернулась, а за ней еще одна.

Элеонора села в первую шлюпку вместе с Перпиньяно, Эль-Кадуром, слугой Мулея-эль-Каделя Бен-Таэлем и греками, и они отчалила от берега. Остальные усаживались во вторую шлюпку.

Хараджа, прислонившись к коню, которого держала под уздцы, провожала герцогиню глазами, и красивое лицо жестокой турчанки заволокло легкое облачко грусти.

Отступники, остававшиеся на судне, уже подняли паруса и выбирали опущенный с носа якорь.

Едва ступив на палубу, папаша Стаке снова взял командование на себя.

– Живее, ребята! Как только задует северо-восточный бриз, мы полетим, как акулы. И пусть они догонят нас на своих чистокровных арабских скакунах, если смогут. Эх, хорошую шутку мы с ними сыграли! Эх, хорошую шутку! Ну и посмеюсь же я!

На помощь подоспели греки, и якорь быстро подняли.

Галиот прошел метров десять задним ходом, потом развернулся, повинуясь мощным рукам Николы, который держал штурвал, и двинулся к выходу из бухты.

– Я тебя жду, Хамид! – в последний раз крикнула Хараджа.

Герцогиня помахала ей платком и, уже не сдерживаясь, рассмеялась. Ее звонкий смех перекрыл мощный бас папаши Стаке:

– Отдать шкоты, ребята! Мы сделали этих турок!

Хараджа дождалась, пока корабль скроется за выступом скалы, вскочила на своего арабского скакуна и шагом направила коня в обратный путь. Янычары ехали за ней.

Лоб ее перерезала глубокая морщина, и она время от времени придерживала коня, чтобы обернуться и взглянуть в сторону моря. Но галиота уже не было видно: он обогнул мыс и полным ходом устремился в открытое море.

Выехав с берега на обрывистую дорогу, Хараджа резко пришпорила коня и пустила его в бешеный галоп. Через полчаса она уже въехала на площадь перед замком. Свита не могла ее догнать и намного от нее отстала.

Она уже собралась галопом миновать подъемный мост, как вдруг увидела на дороге, ведущей на болота, высокого, толстого, с длинными черными усами капитана янычар на взмыленном гнедом коне.

Хараджа остановилась, а дозорные янычары на башне схватились за аркебузы с зажженными фитилями.

– Стойте! Госпожа! – крикнул всадник и резко развернул коня, чтобы тот остановился на полном скаку.

– Вы, случайно, не племянница великого адмирала Али-паши?

– Кто ты? – спросила Хараджа, нахмурив брови и неприветливо глядя на него.

– Как видите, капитан янычар, – отвечал всадник, – и еду прямо из лагеря в Фамагусте. Клянусь, я скакал на моем бравом коне семь часов, у меня все тело затекло.

– Я племянница Али-паши, – ответила Хараджа.

– Как мне повезло! Я боялся, что не застану вас в замке. Христиане еще здесь?

– Эй, капитан, сдается мне, ты меня допрашиваешь, – сказала Хараджа, слегка задетая. – Я тебе не какой-нибудь там офицер Мустафы.

– Простите, госпожа, но я очень спешу. Мы, знаете, все такие.

– Мы? Кто ты такой?

– Когда-то я был христианином, поляком, а теперь я турок, верный последователь пророка.

– А! Отступник! – с явным презрением бросила Хараджа.

– Можно передумать, госпожа, и перестать поклоняться Кресту, – сурово заявил всадник. – Как бы там ни было, но теперь я турок и явился сюда, чтобы оказать вам ценную услугу.