— Кесси?! — расхохотался Фаркесс. — Кесси?! Никто в жизни не сокращал мое имя, потому что оно означает...

— Храбрость.

— А мое — Любовь, но его же произносят без дрожжи в сердце. Или сокращают насмешливо.

Фаркесс еще больше усмехнулся и стукнул по крыше, разрешая трогаться. Послышалось ржание, а следом дернулась сама карета. Его святейшество откинулся на удобную спинку и продолжил издеваться:

— Так тебе не понравилось, как я сократил твое имя? Произнес без дрожжи и сбившегося от чувств голоса?

— А я — без уважения? — задала вопрос на вопрос. Мы были одни, и я могла позволить себе разговаривать без излишнего притворства. Фаркесс сам разрешил, а я и не отказывалась.

— Ты вообще грубиянка. Никакой нежности перед своим принцем. И женихом, — смешливо добавил Фаркесс.

— Так я пока не осознала своей любви, как осознаю, то сразу проявлю ее. А пока не сокращай мое имя. Мне хватает твоего издевательского тона и без этого.

— А я вот дозволяю сокращать мое имя до Кесса, но никаких Кесси, Тамсин.

Меня передернуло от этого «дозволяю», но на то Фаркесс и принц, чтобы приказывать или разрешать, ведь мы были для него вассалами.

— Спасибо, ваше святейшество, я с честью буду сокращать ваше прекрасное имя.

Фар... Кесс продолжал улыбаться и разглядывать меня.

— Тамсин, спой мне что-нибудь, пока мы едем до выбранного мною места отдыха.

— Что ты хочешь послушать?

— Про ледяной Норгейн.

Воздух вокруг сразу похолодел.

— Сердце стужи, — предложила я, и Кесс довольно кивнул.

Это была медленная, грустная песня про одинокого волка и белую волчицу, что появлялась лишь в сильнейшую стужу из ветра и снега, но волк все равно приходил к ней, пока совсем не замерз посреди снежной степи. Я пела ее закрытыми глазами, а когда открыла, то вдруг поняла, что сама замерзла из-за ужасного холода внутри кареты. Изо рта у меня выходил пар, а пальцы занемели.

— Кесс, — позвала я застывшего в своих мыслях принца и он, очнувшись, мотнул головой, нахмурился, и втянул весь холод в камень на своем перстне.

— Прости, твой голос заставил меня забыться.

— Магия льда может заморозить владельца?

Я вдруг отчетливо осознала, что Кесс был опасен во всех состояниях, и особенно в «забывчивом». Холод так и изливался из него.

— Владельца — нет, мы сами являемся льдом, по своей сути, — он прищурился, отвечая мне. — Я смотрю, пташка интересуется магией своего женишка. Что ты хочешь узнать, Тэмми? Горяч ли я в постели?

Бровь Кесса так иронично изогнулась на последнем вопросе, что я закатила глаза. Вот, никаких различий! Ребята из моей институтской группы тоже с ухмылочками задавали, а правильнее сказать, намекали, на свое либидо. Будто только это могло сгладить остальные недостатки. Да, когда, парень — одна сплошная проблема, то какой уж тут «тыгыдымс».

И кстати, Кесс снова сократил мое имя, но уже ласковее. Сказать ему об это или нет? Скажу!

— Спасибо, ваше сиятельство, что проявили в голосе больше тепла, чем обычно, когда сократили мое имя. И спасибо, что переживаете о том, замерзну ли я с вами в постели. Вы ведь про температуру тела хотели поведать? Или я неправильно тебя поняла, Кесс?

Принц весь расплылся в улыбке, как довольный кот.

— Пташка, болтать с тобой — одно удовольствие. Никакого уважения к правящему роду и главе айстурского братства инквизиторов. Я тебе совсем не нравлюсь?

— А это как-то повлияет на ваше решение по поводу помолвки?

— Нет, — отрезал Кесс.

— Тогда получается, что я могу хоть истерики каждый раз закатывать, но вы не передумаете?

— У тебя есть зазноба?

— У меня есть цели в этой жизни. Все к браку и «зазнобам» не сводится.