«Но Тихон, – вспоминает она энергично, пожалуй что, с лишним энтузиазмом, – вы ведь помните, как Ева рассказала об этой женщине перед самым отплытием с гидами Петропавла? Помните, той, что была прежде с Шатуном?! – В ее энтузиазме попытка ухватиться за последнюю соломинку. – Она пожертвовала собой ради… Хардов пообещал вернуться за ней. И это наш долг! Возможно, она еще жива…»

«Если это так, то потому что отсиживается в колокольне. Там надежное убежище гидов. Она воин, Анна, знала, на что шла, и она умеет выживать. Обещаю тебе, как только начнется перемена, мы будем в Икше. И начнем с колокольни».

Тихон смотрит на нее. И она больше не в состоянии выносить этого пассивного ожидания. Она готова взорваться, впервые выкрикнуть Тихону в лицо, доброму мудрому старому другу и учителю: как вы можете тут так спокойно рассуждать, а не нестись сломя голову в Икшу?! Но она знает, что не права, и лишь закусывает губу и проглатывает горечь, заполнившую горло.

Слухи ползли за ней по пятам. Но она не стала дожидаться слухов. Вернувшись в Дмитров из-за Темных шлюзов, Анна сразу же все рассказала мужу.

«Не стоило любезному Сергею Петровичу певичку в дом пускать. Все они одним миром мазаны».

«Рыжеволосая красотка оказалась той еще, – поговаривали дмитровские мужики, явно сожалея об упущенной возможности, – бестия…»

«А так долго верной женой прикидывалась, – вторили им не понимающие, куда дует ветер, супруги. – Хотя в парфюме она была мастерицей. Как думаете, прикроет теперь Сергей Петрович лавочку?»

«А я-то слышала, что она вообще из этих, – и тут переходили на шепот, – из гидов».

«Да о чем вы говорите, милочка? Просто певичка с полюбовничком своим пыталась сбежать. Сколько волка ни корми… Да только он, похоже, бросил ее».

«Ну чего раскудахтались. Куры?! – цыкали на них упустившие свой шанс информированные мужья. – Полюбовничком… Рыжая не под стать вам тут лясы точить. Из гидов она, так и есть. А за Сергея Петровича вышла для прикрытия, чтоб ожидать секретного задания».

Анна не стала ждать сплетен. И рассказала Сергею Петровичу все. О том, что она гид. И о том, что всегда любила другого.

(А сейчас еще больше. Сейчас до беспамятства – когда, наверное, все потеряно. Только она не стала этого говорить.)

И попросила у него прощения. У нее сжалось сердце, потому что она впервые видела на глазах добрейшего Сергея Петровича слезы.

– Если останешься, я готов все забыть, – сказал он.

Анна покачала головой:

– Я не могу так с вами поступить. Я пыталась… Но не могу.

И он рыдал. И она с трудом удержалась, чтобы не обнять этого человека, от которого всегда видела только добро. Но она не стала этого делать. Это дало бы ему надежду. А она не могла оставить ему надежды.

– Поживи хотя бы дома пока, – попросил он. И его голос дрогнул на слове «дома». – Как будто все по-прежнему. Хотя ничего уже не будет по-прежнему.

Муж за эти годы стал для нее самым близким человеком. И она не любила этого близкого человека. Как такое возможно?

(У тебя не «раджа», что-то другое.)

– Я все равно буду ждать тебя, – сказал он. – Всегда. Помни это – всегда буду ждать.

Сейчас Рыжая Анна стояла у Дмитровских причалов и смотрела на подростков, забавляющихся карточной игрой.

«При чем тут „раджа“? – подумала она. – При чем тут эта дурацкая игра в карты?»

(Поймать противника на обмане. Или обмануть самому.)

На мгновение задорные голоса картежников куда-то отодвинулись. И весь солнечный день словно опрокинулся. Ненадолго. Только на ее лицо легла еще не замеченная никем холодная тень. Но она поняла причину. Медленно, исподволь в тумане начиналась перемена.