Утром она проснулась с ощущением сильнейшей жажды. С трудом разлепила ссохшиеся губы, гортань, казалось, была изрезана бритвой. Вспомнила, что уже третьи сутки без воды, и сразу же подумала об этом неприятном новом соседстве. Еще вечером она заметила, как тень выскользнула из бывшего магазина «Продукты», а далеко за полночь смогла различить своего нового поклонника. Теперь они стояли втроем, задрав головы, и создавалось впечатление, вели какой-то ненормально медлительный разговор. Хозяин поднял голову, указывая вновь прибывшему на звонницу, понадобилось не менее десяти минут, чтобы тот кивнул в ответ, и еще столько же, чтобы обернулся и посмотрел на Раз-Два-Сникерс.

– Зачем ты их собираешь, лапочка? – хрипло произнесла она. И подумала, что не хотела бы знать ответ.

Спустя еще полчаса новичок кивнул, будто соглашаясь с хозяином, и в подтверждение стал поднимать свою руку. Да так и застыл.

– Ну ты и тормоз. – В ее усмешке сквозило отчаяние. – Оставайся, пожалуйста, таким подольше.

Кавалеры, тени, словно пребывали в каком-то своем времени, и, вероятно, пока они такие «тормоза», угроза от них не столь велика. И даже ночью она смогла различить, что они бесплотны, – рука одного свободно, хоть и нестерпимо медленно, прошла сквозь плечо другого.

«Призраки не опасны, – учила ее в детстве Лия, – могут лишь напугать. Сильно. И завести куда не следует. Но если держать свой разум под контролем, все их ухищрения бесполезны». Были ли тени призраками? Она этого не знала. Вероятно, да, и тогда они собирались лишь поглазеть на нее. Но почему ни Лия, ни гиды, ни даже Шатун не рассказывали о тенях?

«Потому что на канале в плохих местах, таких как Икша, всегда таится неведомая жуткая жизнь. И нужна лишь муха, чтоб попала в паутину. Муха бьет крылышками, стремясь вырваться, и паучок пробуждается».

Раз-Два-Сникерс открыла глаза. Что это было? Она незаметно уснула, наблюдая за тенями, но… Чей это голос? Она никогда этого не слышала, ей никто этого не говорил. Теперь все три кавалера стояли, подняв руки, указывая на нее. И еще ей показалось, что левее, у кладбищенской ограды, она различила в темноте силуэт. Тот нагнулся вперед, словно катил перед собой что-то достаточно тяжелое. Раз-Два-Сникерс пристально вглядывалась в ограду, пытаясь разобрать, что увидела, но начинался рассвет, и фигуры потускнели.

Утром она поняла, что не ошиблась. Появилась еще одна тень, пожаловал четвертый поклонничек. Он прибыл не с пустыми руками. Вся его поза указывала на крайнее напряжение сил. Он действительно сильно наклонился вперед, потому что, подобно строительному рабочему, толкал перед собой тележку, точнее, тяжело груженную тачку. Раз-Два-Сникерс, чуть сощурив глаза, рассматривала новую тень. Та расположилась под колокольней, но «строитель» выбрал несколько иную позицию. В стороне от основной группы. Губы ее растянулись в кривой беспомощной усмешке. Муха бьет крылышками, и паучок пробуждается. Тень выглядела очень четкой. Конечно, всего лишь тень. Только все сложнее было отделаться от ощущения, что строительная тачка больше напоминает мощный таран, нацеленный прямо на ворота церкви.

Обезвоживание и последствия отравления делали свое дело. Жажда вступала в свои права. Жажда – беспощадная белая королева с иссохшим родником вместо рта. Она явилась верхом на волке-оборотне, грозная и неумолимая. Раз-Два-Сникерс вспомнила, что вроде видела такой рисунок в детстве. Потом подумала, что ничего такого не было и это не ее воспоминание. Просто от жажды у нее помутилось сознание, и теперь она не могла думать ни о чем другом. Даже тени под ее балконом отошли на второй план. Ее организм высыхал. Всего лишь одно отравление и последовавшие за ним сорок восемь часов жажды превратили ее в безвольную кучку пыли, способную лишь вяло реагировать на галлюцинации. Она опять грезила наяву. А может быть, незаметно, посреди дня, провалилась в сон. И видела воду, и слышала, как та журчит. Вода из ковшика выливалась в таз, и легкие брызги попадали на лицо – ах, какое наслаждение… Здесь кто-то есть, в ее звоннице, кто-то пришел и принес с собой воду, много воды, он сейчас попьет и даст ей. Вот рука поднимает ковшик… Он ее простил и позаботился о ней. Воды столько, что можно даже умыться…