(А может быть, ты все-таки не спишь?)

– Привет, малыш.

Шелест в комнате, как почти осязаемая волна, и оконная занавесь приходит в движение. Нет, главное, не оборачиваться, не смотреть туда, снова уснуть, и все пройдет…

– Ничего не пройдет, – звучит в комнате или над самым его лицом. – Вставай. У меня совсем мало времени.

Страх тяжестью сдавливает грудь и почти лишает дыхания. Юрий Новиков против воли открывает глаза. К счастью, над ним никого нет. Он узнал голос, как и фигуру, что колышется у окна в такт движениям занавески.

– Ты мне снишься? – с надеждой спрашивает Юрий, голос звучит слабо.

– Ты не спишь. Наоборот, еще никогда настолько не бодрствовал.

Страх совершает еще одну попытку вернуться, обдает лицо Юрия Новикова холодом.

– Ты умер, да? – спрашивает он. – Умер сегодня?

– Малыш… Ты всегда мог повеселить. Но сегодня меня надолго не хватит. Я по-прежнему в госпитале, где ты меня и оставил.

Занавесь колышется.

– Тогда сейчас ты выглядишь даже лучше, – автоматически говорит Юрий Новиков.

– Несомненно, – соглашается Шатун. – Лучше быть сгустком воли, пусть полупризрачным, чем овощем.

В последнем слове сквозит насмешка. Или угроза. Или все вместе. Это, конечно, Шатун. Занавеска колышется, темный ветер в его спальне.

– Я так о тебе не думал, – защищается Юрий.

– Забудь. Я не в обиде. А сейчас вставай.

– Зачем?

– Встань и подойди ко мне.

Юрий поднялся. Темный ветер…

– Хорошо.

Он двинулся вперед. Но с каждым шагом морозящий страх все более опустошает его, ноги тяжелеют, будто прилипая к полу, да только ослушаться он боится еще больше. Наконец Юрий остановился.

– Еще.

Сделал шаг вперед.

– Еще…

Юрий подошел почти вплотную. Встал. Короткий спазм тошноты – от близости покачивающейся фигуры, сквозь которую увидел что-то чуждое и непозволительно интимное одновременно.

– Еще.

Юрий сглотнул.

– Остался всего шаг. Не бойся. Тебе больше не придется бояться.

– Но…

– Когда-то я обещал взять тебя с собой. Время пришло.

Тикают настенные ходики?

– Куда «взять»? – хрипло вымолвил Юрий, озираясь по сторонам.

– Да. Ты правильно понял. Просто делай шаг вперед.

– Что?!

Новый спазм тошноты. Юрий сделал глубокий вдох и… Вдруг ему показалось, что он и вправду начинает понимать. Скосил глаза: его опостылевшая спальня, где можно только лежать и жалеть себя, логово пораженца, лузера; утро, за которым ничего не будет, ничего не ждет, ему нечего терять…

– Да-а, – протяжный вздох. – Теперь делай шаг. У меня не хватит сил на объяснения – просто войди в меня, и все поймешь.

– Как?

– Как входят в воду.

«Я пропал», – успевает мелькнуть в голове у Юрия. Но впервые инаковость другого вдруг больше не выглядит такой непреодолимой, даже напротив, в этом есть что-то соблазнительное…

– Зачем? – все еще задаются вопросом остатки рационального Юрия, хотя по ногам уже прошлась легкая пружинящая искра. – Почему?

– Потому что это был всего лишь фальстарт.

Меньше чем через пару часов, когда вокруг уже пело солнечное утро, показавшееся Юрию Новикову прекрасным, он стоял перед насосной станцией «Комсомольская». Теперь, как и обещал Шатун, он знал многое. Не все, конечно, но они еще поговорят. Главный приз ждал его внутри. Небольшая вещица, о которой, к счастью, забыли, когда, взорвав дверь, извлекали из станции Шатуна. Когда преданная Раз-Два-Сникерс спалила громиле мозги. Безделица, что смастерил один блаженный чувачок из Деденево, шкатулка с балериной, танцующей блюз. Валяется, возможно, поломанная, где-то в темноте. Но в этом мире все складывается к лучшему, если вы на правильном пути. И когда он ее отыщет, эту безделицу…