– Да где же этот бес? – просияв, спросил Данилов.

– А там, на колокольне, заперли его. А он, проклятый, в набат! На всю столицу теперь на обитель поношение.

– Благослови, матушка! – Квартальный и управитель бросились к звоннице.

Самая храбрая из инокинь отперла им железную дверь, а другие монашки шарахнулись в сторону. Лица побледнели у них, глаза испуганные. Вот-вот из двери выбежит бес…

Одна Аленушка тихо стояла в отдалении и молчала.

Квартальный вызвал будочника, и тот, погромыхивая алебардой, полез вверх. За ним, опасливо озираясь, стали подниматься Данилов и квартальный. В звоннице было темно, только гул набата, ударяясь о каменные стены, стал гуще, казалось, сверху бросали камни.

– А что, если и в самом деле бес завелся в околотке? – беспокойно закрестился квартальный.

Набат вдруг стих, и сверху раздался крик.

– Эй, кто там? – закричал квартальный.

– Здесь бес, ваше благородие. Тут он! – отозвался будочник. – Держу!

– Давай вниз!

– Да он и сам идет!

По лестнице раздались шаги, и в полумрак притвора спустились двое. Данилов взглянул в лицо монашенки и заорал от радости:

– Николай Никитич, да вы ли это?

Демидов поморщился и нехотя отозвался:

– Не видишь, что ли, грехи замаливал!

Управитель и квартальный бережно усадили Николеньку в карету и покатили. Рядом с ним поместили Филатку.

– Ты его упустил, ты его и стереги! – пригрозил управитель.

Николенька и не думал бежать. Ехал он молча, хмурился. Дьячок вертелся, пыхтел, никак не мог угомониться. Распирало любопытство.

– Ну чего юлой вертишься? – сердито спросил Демидов. – Или блох нахватал в трактире?

Филатка пытливо посмотрел в лицо Николеньки и лукаво спросил:

– Скажи, батюшка, по совести, выгорело ли задуманное?

– Вот о том и горюю, что шуму много, а дела ни на грош! – с обидой отозвался он и отвалился в угол кареты.

Дьячок укоризненно покачал головой:

– Эх, батюшка, ну и простак ты по всем статьям! Где это видано: в курятнике побывать и вернуться без пушинки в зубах! А хлопот, хлопот сколько, и все зря… Э-хе-хе, промазали, господин мой хороший!

Вернувшись домой, Николенька нашел на столе большой синий пакет. Он поспешно вскрыл его и прочел предписание немедленно явиться на прием к светлейшему князю Потемкину. Демидов изрядно струсил.

«Ну, будет головомойка за озорство в женской обители!» – со страхом подумал он. Всем был известен необузданный нрав светлейшего. Особенно опасно было попасть под руку разгневанного всесильного вельможи. Николеньке оставалось одно – покориться участи. Он тщательно натянул новенькие лосины, надел в талию сшитый мундир и долго, внимательно разглядывал себя в зеркало. Подле него вертелся Данилов. Он чутьем догадывался о тревоге Николеньки, а самого в это время подмывала радость.

«Вот когда остепенится! Григорий Александрович прижмет хвост, не посмотрит, что демидовский корень!» – утешал себя управитель.

С важным, степенным видом он проводил гвардии сержанта до кареты. Стоя на ступеньке крыльца, Данилов с особым упоением прокричал кучеру:

– Гони к светлейшему.

На сей раз выезд обошелся без дядьки. Огорченный Филатка псом вертелся подле управителя, умильно заглядывая ему в глаза:

– Как там он обойдется без меня, Павел Данилович? Глядишь, и присоветовал бы Николаю Никитичу, какое словцо к месту сказать, направил бы его на добрую стезю.

– Ну, это и без тебя светлейший похлеще сделает!. Непременно пустит по прямой стезе! – насмешливо сказал управитель. – Ты вот что, лучше подале от меня уходи, а то сердце мое кипит. Сам тебе стезю покажу!

Пугливо озираясь, дьячок юркнул в прохладную прихожую. Данилов сладко зевнул и торопливо перекрестил рот: