Кактусы… Сам-то колючий не хуже любого кактуса, а еще пушистиков моих обижает.

Но окно я, всё же, открыла. Честно говоря, выйдя из ванной комнаты, я тоже почувствовала эту вонь.

- А можно еще один вопрос, Михаил Захарович? – спросила я, пока он натягивал на себя свитер.

- Только быстро, - бросил он нервно, в очередной раз глянув на наручные часы.

- Если, как вы говорите, у нас с вами ничего не было, то почему у меня болит горло, кожа головы и содраны колени?

- Потому что ты блевала, Маруся, дальше, чем выдела. И единственное, за что я тебя трогал, это волосы, пока ты рыгала в унитаз. А колени у тебя в мясо, потому что нехер бухой на каблуках по лестницам бегать.

- Правда? – выдохнула я с таким облегчением, что снова закружилась голова.

- Что я тебе про карася говорил?

- Вы еще про кошку с дохлой мышкой говорили.

- Одна херня. Не было у нас ничего и не могло быть.

- Почему? – его интонация покоробила. Мог бы и более интеллигентно сказать, что я не ахти.

- Теперь тебя не устраивает, то у нас ничего не было?! – выгнул он бровь. – Раздевайся, исправим.

Грубиян!

- А как вы…? Почему вы оказались рядом со мной и у меня дома?

- Не поверишь, Маруся, - прошел он мимо меня в прихожую, где начал надевать верхнюю одежду. – Как раз с коллегами перемывал тебе косточки, а тут ты пьяная на барной стойке запела.

- Я пела на барной стойке?!

Хоть обратно под плед беги.

- И танцевала.

Кошмар!

- Михаил Захарович, а вы никому не расскажете?

- Прямо сейчас приеду домой и напишу большое сообщение в родительский чат, - ответил он невозмутимо. Надел ботинки, выпрямился и посмотрел на меня холодно сверху вниз. – Или лучше голосовое?

- Не нужно никому ничего рассказывать, - едва ли не расплакалась я. – Я больше так не буду.

- Точно? – спросил он строго-строго. Даже брови свёл так, будто они сейчас срастутся в одну.

- Точно. Никогда-никогда. Только не рассказывайте никому, а я клянусь, что больше не вызову вас в школу, даже если Артём будет вести себя хуже некуда.

- Ты реально думаешь, что я буду шантажировать тебя этой херней?

- Нет? – спросила я с надеждой.

- Ты не в школе набухалась. А то, как ты проводишь свое время вне работы, ни меня, ни кого-либо волновать не должно. Но в следующий раз бухай хотя бы с подружкой какой-нибудь. Не факт, что в следующий раз без трусов проснешься из-за того, что в душе помылась.

- Хорошо. Но я больше не буду.

- А это уже не моё дело. Но мне лучше больше не попадайся.

- Не буду. В смысле, пить больше не буду.

- Угу, - выдохнул мужчина устало, не имея ко мне более никакого интереса. Открыл дверь квартиры и, закрыв ее перед моим носом, не сказав ни слова, ушёл.

С подружкой! Точно! Она, наверное, там с ума сходит.

Зная себя, я точно не могла ей не позвонить. И звонила я ей, наверняка, в разных стадиях своего незапланированного опьянения.

Не в ладу со своими руками и дурной похмельной головой, кое-как нашла свой телефон в дебрях сумочки.

И… бинго! Тридцать семь пропущенных от Лены. О количестве сообщений в разные мессенджеры лучше вообще не говорить. Она меня точно убьёт, когда найдёт.

Желая успокоить и себя, и свою подругу, быстро набрала ее номер, приложила телефон в уху и начала извиняться уже до того, как пошли гудки.

- Прости, прости, прости…

После второго гудка кто-то позвонил в дверь. Сейчас Михаил Захарович скажет, что у нас на самом деле всё было и еще видео покажет… прямо в родительском чате.

Открыла дверь и сразу наткнулась на взъерошенную и запыхавшуюся подругу.

- Червонец, я тебе убью! – хваталась она за дверные косяки моей двери. – И хорош мне звонить. Тута я.