– Эй, ты, тупорылый, вставай, – прикрикнул я на Эйба, все еще лежавшего на земле.

Но он не поднимался. Парень плакал, схватившись за свою левую руку.

– Я, кажется, руку сломал, – прохныкал он.

– Вставай, говно ссыкливое!

В конце концов он все же поднялся и поковылял с поля, продолжая реветь и придерживая руку.

Я огляделся и выкрикнул:

– Ладно, продолжаем игру!

Но все стали расходиться, даже девчонки. Очевидно, игре был конец. Какое-то время я еще околачивался на поле, но потом тоже поплелся домой…


Перед ужином зазвонил телефон. Ответила мать. Вскоре ее голос задрожал от волнения. После того как она повесила трубку, я слышал, что она переговорила с отцом.

И вот мать вошла в мою комнату.

– Пожалуйста, спустись в гостиную, – сказала она.

Я спустился и сел на кушетку. Они расположились на стульях. Так было заведено: стулья – для своих, кушетка – для гостей.

– Звонила миссис Мортенсон. Ты сломал ее сыну руку. Это подтвердил рентген.

– Несчастный случай в игре, – сказал я.

– Она сказала, что собирается подать на нас в суд. У них будет еврейский адвокат. Они обдерут нас до нитки.

– Много не возьмут.

Мать заплакала, как всегда, беззвучно. Слезы капали все быстрее и быстрее, пока не полились сплошным потоком. Я видел, как заблестели ее щеки в вечерних сумерках.

Наконец она вытерла глаза платком. Их светло-коричневый цвет замутился.

– Как ты сломал этому парню руку?

– Ну, была свечка. Мы оба бросились за ней.

– Что значит «свечка»?

– Это когда непонятно, на кого идет мяч. Кто возьмет его, тот и возьмет.

– Значит, ты взял эту «свечку».

– Да.

– Но как твоя «свечка» поможет нам? У жида-адвоката нет «свечки», но у него есть сломанная рука.

Я встал и отправился в свою комнату дожидаться ужина. Отец больше ничего не сказал мне. Он был смущен. С одной стороны, его терзал страх потерять ту малость, которой он обладал, но, с другой стороны, он был очень горд тем, что его никчемный сын смог сломать чью-то руку.

43

Джимми Хэтчер работал в бакалейной лавке на полставки. Никто из нас не мог найти себе работу, а Джимми всегда был при должности. С его личиком кинозвезды и грандиозным телом, которое было у его матери, проблем с получением работы не возникало.

– Сможешь сегодня после ужина прийти ко мне? – спросил меня однажды Джимми.

– Зачем?

– Я натаскал из лавки пива. Выпьем.

– А где ты его держишь?

– В холодильнике.

– Покажи.

Мы находились в паре кварталов от его дома и вскоре были уже на месте. В подъезде Джимми остановился.

– Подожди-ка, мне надо проверить почту, – сказал он, достал ключ и открыл почтовый ящик.

Он был пуст. Джимми закрыл его и отошел к соседнему.

– Мой ключ подходит к ящику одной женщины. Смотри.

Джимми открыл ящик, там лежало письмо. Он достал его, вскрыл и зачитал мне:


Дорогая Бетти. Я знаю, что этот чек придет слишком поздно и что ты его очень ждала. Я потерял прежнюю работу. Пришлось искать другую, это меня и задержало. Наконец я могу выслать тебе чек. Надеюсь, что у тебя все хорошо. Люблю, Дэн.


Джимми вытянул чек, рассмотрел его и потом разорвал. То же самое он сделал и с письмом. Сунув обрывки в карман пальто, Джимми закрыл ящик.

– Пошли.

Мы вошли в его квартиру, прошли на кухню, и Джимми распахнул холодильник. Он был забит банками с пивом.

– И твоя мать знает?

– Конечно. Она пьет с удовольствием.

Джимми закрыл холодильник.

– Джим, а правда, что твой отец вышиб себе мозги из-за твоей матери?

– Да. Он позвонил по телефону и сказал ей, что держит пистолет у виска. «Если ты не вернешься, я убью себя, – сказал он. – Ты вернешься ко мне?» Мать сказала: «Нет». Прогремел выстрел.