– На, сука!

– Ой, бля!

Некоторые бойцы уже лежали. Повсюду валялись потерянные винтовки. Разум – стоп, в ход пошли кулаки. Двое парней с зелеными повязками вцепились друг в друга мертвой хваткой. Но тут появился полковник Сассекс и дунул в свой свисток с такой неистовой силой, что из него вырвался фонтан слюны. Затем он взмахнул своей щегольской тростью и ринулся в самую гущу свары, раздавая удары направо и налево. Он был хорош, а его тросточка смахивала частью на хлыст, частью на шпагу.

– Ох, черт! Я вне игры!

– Хватит!

– Мама!

Враждующие стороны разъединились и выстроились напротив друг друга. Полковник подобрал свой блокнот. На его кителе не появилось ни одной складки, все медали были на месте, фуражка сидела точно по уставу. Бравый ветеран слегка подбросил свою элегантную трость, перехватил ее другой рукой и пошел к месту сбора. Мы последовали за ним.

Нас снова посадили в старые армейские грузовики с ветхими брезентовыми тентами. Двигатели взревели, и машины тронулись. Когда мы только ехали на войну, Синие сидели в одном грузовике, Зеленые – в другом. Теперь все перемешались, и Синие и Зеленые расположились на двух длинных деревянных скамейках друг против друга. Мы рассматривали свои сбитые и пыльные ботинки, раскачиваясь в такт ползущему по старой дороге грузовику. Измученные, мы были и побежденными, и победителями. Война закончилась.

41

В то время, когда я гнил в РТОК, другие ребята продолжали заниматься спортом. Они создавали команды, участвовали в турнирах, получали наградные значки и кадрили девчонок. Мои дни по большей части проходили в строевой подготовке под палящим солнцем. Все, что я видел, это затылок и уши впередистоящего. Я быстро начал разочаровываться в военном деле. Мои же братья по оружию рьяно начищали свои ботинки и с большим воодушевлением участвовали в учениях. Я не видел в этом никакого смысла. Просто из нас готовили свежее пушечное мясо. Но с другой стороны, я также не мог представить себя в футбольном шлеме, наплечных щитках, бело-голубой майке с номером 69, пытающегося блокировать сразу нескольких бугаев из другой команды – вонючих животных, пропахших табаком, – только для того, чтобы сынок окружного прокурора мог спокойно обойти левого защитника. Вся проблема была в том, что приходилось выбирать между одним злом и другим. Результаты выбора не имели никакого значения, все равно вас брали за жабры и ебали по полной программе; к двадцати пяти годам большинство людей уже становились полными кретинами. Целая нация болванов, помешавшихся на своих автомобилях, жратве и потомстве. И самое гнусное – на президентских выборах они голосовали за кандидата, который больше всех походил на серое большинство.


Меня брала тоска. Ни в чем я не находил интереса и, что самое гнусное, не искал способа, чтобы выбраться из этого тупика. Другие, по крайней мере, имели вкус к жизни, казалось, они понимают нечто такое, что мне недоступно. Возможно, я был недоразвит. Вполне вероятно. Я частенько ощущал свою неполноценность. Мне хотелось просто отстраниться от всего. Но не было такого места, где я мог скрыться. Суицид? Ничем не лучше, чем любая другая работа. Я предпочел бы уснуть лет этак на пять, но разве мне позволили бы?


Итак, я был учеником средней школы Челси, состоял в РТОК, давил свои прыщи. Это обстоятельство всегда напоминало мне, какой я недоносок.


Это был великий день. Проходил заключительный тур соревнований по ружейным приемам. От каждого отряда участвовало по одному человеку – победители в своих подразделениях. Каким-то образом я оказался в длинном строю финалистов. Не знаю, как так случилось, что я победил. Собственно, я никогда не рвал жопу и не выделялся успехами.