– У тебя все нормально, детка?

– Да, Джимми, я думала о тебе.

Анна подошла к Джимми, они обнялись и стали целоваться. Они стояли прямо перед нами и целовались. Джимми глянул на нас и подмигнул правым глазом.

– Ну, тогда мы пошли, – сказал я.

– Нам пора, – добавил Плешивый.

Мы вышли на улицу и двинулись к дому Плешивого.

– Похоже, он ее действительно дернет, – сказал Плешивый.

– Похоже, – согласился я.

Однажды, в воскресенье, Джимми уговорил меня пойти с ним на пляж. Ему приспичило искупаться. Я не хотел светиться в плавках из-за фурункулов и шрамов на спине. А вообще у меня было хорошее тело. Но никто не мог этого оценить. Никто не видел моей хорошо развитой грудной клетки и великолепных ног.

В то воскресенье мне нечем было заняться – деньги кончились, в футбол на улице не играли, и я решил, что пляж принадлежит всем. Я тоже имел право посещать его, а мои фурункулы и шрамы не были противозаконны.

Мы сели на велосипеды и двинулись в путь. Нам предстояло преодолеть пятнадцать миль. Меня это не смущало. У меня были крепкие ноги.

До Калвер-Сити я мчался рядом с Джимми, затем мало-помалу стал прибавлять скорость. Джимми засопел, пытаясь не отставать. Видно было, что он задыхается. Я достал сигарету, прикурил и протянул пачку Джимми.

– Хочешь?

– Нет… Спасибо…

– Послушай, это круче, чем стрелять в птиц из рогатки, – веселился я. – Надо бы нам почаще выезжать куда-нибудь!

Я снова поднажал, и у меня еще оставался приличный резерв силенок.

– Действительно, здорово, – продолжал я. – Слушай, даже лучше суходрочки!

– Эй, помедленнее!

Я оглянулся.

– Нет ничего лучше, чем покататься на велике с другом. Вперед, друг! – прокричал я и нажал на педали со всей мощью.

Я несся вперед, и ветер обдувал мне лицо. Приятное ощущение.

– Эй, подожди! ПОДОЖДИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! – орал позади Джимми.

Я рассмеялся и заработал с бешеной скоростью. Очень скоро Джим отстал на полквартала, затем на квартал, два, три. Никто не знал, насколько я был хорош, никто не догадывался о моих возможностях. Я был неведомым чудом. Солнце заливало все вокруг желтым светом, и я прорывался сквозь эту желтизну, как остроотточенный нож на колесах. Мой отец был нищим, но меня любили все женщины мира…

На полной скорости я объехал ряд автомобилей, выстроившихся перед светофором. Теперь даже машины были позади меня. Но недолго. Парень и девушка в зеленом купе нагнали меня и поехали рядом.

– Эй, пацан!

– Чего? – повернулся я на окрик парня.

Он был крепкий, лет двадцати, волосатые руки в татуировках.

– Где, по-твоему, ты едешь? – спросил волосатый.

Он выпендривался перед своей девчонкой. Она была милашка, ее длинные светлые волосы развевались на ветру.

– Отъебись, приятель! – сказал я.

– Что?

– Я сказал, отъебись! – повторил я и выставил средний палец.

Он продолжал ехать рядом.

– Ты собираешься надрать ему задницу, Ник? – услышал я голос девчонки.

Он все ехал рядом.

– Эй, малявка, – сказал парень, – я не расслышал, что ты сказал. Не повторишь?

– Да, повтори-ка, – попросила милашка, ее длинные светлые волосы все развевались на ветру.

Это разозлило меня. Она вывела меня из себя. Я повернулся и, глядя на него, сказал:

– Вы хотите неприятностей? Остановитесь. Я устрою.

Он рванул вперед, остановился и открыл дверцу. Как только он вышел из машины, я свернул на боковую улицу, проскочив перед самым носом у «шеви». Водитель «шеви» бешено засигналил. Напоследок я расслышал, как рассмеялся волосатый парень.

Дождавшись, пока зеленое купе уедет, я вернулся на бульвар Вашингтона, проехал еще несколько кварталов, остановился и уселся поджидать Джимми на автобусной остановке. Джим был еще далеко. Когда он наконец подъехал, я притворился спящим.