Я подошел к сестре, которая вела учет пациентов. Она просматривала толстенную книгу с именами больных. Зазвонил телефон. Сестра подняла трубку.

– Доктора Менена еще нет, – сухо ответила она и дала отбой.

– Извините, – обратился я к сестре.

– Да?

– Докторов еще нет. Можно мне прийти попозже?

– Нет.

– Но здесь же никого нет.

– Доктора на вызовах.

– Да, но мне назначено на восемь тридцать.

– Здесь всем назначено на восемь тридцать.

Она показала на сидящих – около 50 человек.

– Ну, вы же внесли меня в список ожидающих, так что я вернусь через пару часов, возможно, тогда здесь появится какой-нибудь доктор.

– Если вы уйдете сейчас, то автоматически потеряете свой талон на сегодняшний прием. Вам нужно будет прийти завтра, если вы, конечно, нуждаетесь в лечении.

Я вернулся на свой стул. Все замерли в ожидании, никто не протестовал. И все вокруг погрузилось в оцепенение. Лишь изредка проходили две-три сестрички, посмеиваясь на ходу. Один раз они толкали перед собой инвалидную коляску, в которой сидел мужчина. Обе ноги у него были плотно забинтованы, а когда коляска проезжала мимо меня, я заметил, что у мужика нет уха: только черная дырка, разделенная на несколько маленьких отсеков, будто бы в ушную раковину забрался паук и сплел там свою паутину. Прошел час. Полное затишье. Еще час. Два часа. Мы ждали. Вдруг кто-то сказал:

– Доктор!

Человек в белом халате быстро зашел в один из кабинетов и закрыл за собой дверь. Мы были настороже. Ничего. В кабинет вошла сестра. Мы прослушали ее смех. Потом она вышла. Пять минут минуло. Десять. Дверь распахнулась, и вышел доктор со списком в руке.

– Мартинес? – прочитал он. – Хосе Мартинес?

Старый тощий мексиканец поднялся со стула и поплелся к доктору.

– Мартинес? Ну, Мартинес, дружище, как ты?

– Болен, доктор… Похоже, мне конец…

– Ну-ну… Заходи…

Мартинес засел там надолго. Я подобрал брошенную кем-то газету и попытался читать. Но у меня на уме, да и у всех, пожалуй, был один Мартинес. Когда он выйдет оттуда, кто будет следующим?

И тут Мартинес закричал:

– АХ-Х-Х-Х-Х! ОХ-Х-Х-Х-Х! ОСТАНОВИТЕСЬ! УХ-Х-Х-Х-Х! ГОСПОДИ! ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАНОВИТЕСЬ!

– Сейчас, сейчас, это не больно… – уговаривал доктор.

Мартинес снова завопил. В кабинет вбежала сестра. Вскоре крики стихли. Мы таращились на черную тень за полуоткрытой дверью. Затем в кабинет проследовал санитар. Через некоторое время Мартинес вновь подал голос, но теперь это были булькающие звуки. Наконец сестра и санитар вывезли его из кабинета на каталке. Мартинес лежал под простыней, но он был жив, потому что простыня не закрывала его лица. Сестра с санитаром оттолкали каталку в конец коридора и скрылись за дверьми, которые открывались на обе стороны.

Доктор пропадал в кабинете минут десять, потом снова появился в дверях со списком в руке.

– Джефферсон Уильямс, – объявил он.

Никто не откликнулся.

– Есть Джефферсон Уильямс? – спросил он.

Ответа не последовало.

– Мэри Блэкторн?

Опять мимо.

– Гарри Льюис?

– Да, доктор?

– Заходите, пожалуйста…

Прием проходил очень медленно. Доктор осмотрел еще пять пациентов и покинул свой кабинет. Он подошел к столу, за которым сидела сестра, записывавшая наши имена, закурил сигарету и проговорил с ней пятнадцать минут. Вид у него был очень умного человека. Правая часть его лица подергивалась, волосы рыжие с проседью. Еще у него были очки, которые он во время разговора то снимал, то надевал. К ним подошла другая сестра и подала доктору чашку кофе. Доктор сделал глоток, потом свободной рукой толкнул одну створку двери в конце коридора – и был таков.