И вдруг произошла трагедия. Два самолета зацепились крыльями, когда совершали поворот вокруг столба. Они закружились в воздухе, рухнули на землю и загорелись. И снова «скорая помощь» и пожарка ринулись на место катастрофы. Мы видели, как обоих летчиков извлекли из-под полыхающих обломков и положили на носилки. Печальное зрелище – два отчаянных смельчака, и оба, вероятно, останутся калеками или умрут.

Но оставшиеся два аэроплана – № 5 и № 2 – продолжали бой за приз. № 5 – самолет с длинным тонким фюзеляжем и маленькими крыльями – летал намного быстрее № 2, который смахивал на футбольный мяч. Правда, № 2 сокращал отставание на поворотах, закладывая их чуть круче, но это мало помогало, № 5 лидировал.

– Самолет номер пять, – объявил комментатор, – впереди на два круга, и ему осталось преодолеть всего два круга.

Все шло к тому, что приз достанется пятому номеру. Но… он врезался в столб. Вместо того чтобы облететь, он просто протаранил его и устремился к земле. Машина неумолимо теряла высоту, все ниже и ниже, хотя двигатель работал на полных оборотах, и вот колеса ударились о поле, самолет высоко подпрыгнул, перевернулся, плюхнулся на землю и пробороздил длинную полосу. И снова у «скорой помощи» и пожарной машины было много работы.

Второй номер облетел оставшиеся три столба, затем сделал поворот над рухнувшим соперником и приземлился. Он выиграл главный приз. Из самолета вылез жирный парень, точно такой же, как его аэроплан. А я ожидал увидеть красивого крепкого молодца. Толстяку просто повезло. Ему почти не аплодировали.

В финале представления были соревнования парашютистов. На поле был нарисован круг – большая мишень. И тот, кто приземлится ближе всех к центру, тот и победил. Мне показалось это неинтересным – мало шума и почти никакого действия. Просто прыгают и целятся в круг.

– Это не очень интересно, – сказал я Фрэнку.

– Очень, – возразил он.

С каждым прыжком участники подбирались все ближе и ближе к центру мишени. И вдруг толпа заохала и заахала.

– Смотри! – воскликнул Фрэнк.

У одного участника парашют раскрылся только частично. В куполе почти не было воздуха. Парашютист падал быстрее, чем остальные. Видно было, как он брыкается и работает руками, пытаясь распутать свой парашют.

– О, черт возьми, – прошептал Фрэнк.

Парень продолжал падать все ниже и ниже, и мы могли видеть его все лучше и лучше. Он продолжал дергать за стропы, надеясь заполнить купол воздухом, но ничего не получалось. И вот он ударился о землю, слегка подскочил и затем затих. Сверху его накрыл запутавшийся парашют.

Соревнования прекратили.

Мы выходили с поля, прячась в толпе – опасались нарваться на Дэниела.

– Давай не поедем автостопом, – предложил я Фрэнку.

– Давай, – согласился приятель.

Покидая шоу, я точно не знал, что меня взволновало больше – гонки на аэропланах, прыжок с нераскрывшимся парашютом или же пизда.

В пятом классе я чувствовал себя чуточку лучше. Одноклассники относились ко мне менее враждебно, да и сам я подрос и физически окреп. Правда, в свою игру они меня по-прежнему не брали, но и угрожать и издеваться прекратили. Дэвид и его печальная скрипка ушли из моей жизни навсегда. Его семья переехала. Теперь я ходил домой один. Частенько за мной по пятам таскалась парочка парней. Самым опасным среди них был Хуан – смуглый парень с медной цепью вместо пояса. Все девчонки боялись его, да и многие ребята тоже. Но к активным действиям Хуан и компания не переходили. Просто шли чуть позади меня, и Хуан курил свои сигареты. Один он меня никогда не преследовал. Я заходил в дом, а они оставались на улице. Хуан докуривал сигарету, болтая со своими приятелями, а я следил за ними из-за занавески. В конце концов они уходили. Я боялся их, я хотел, чтобы они оставили меня в покое, но, с другой стороны, мне было на них плевать. Хуан вызывал у меня презрение. Мне вообще никто не нравился в нашей школе. Меня бесили их повадки, разговоры, даже внешний вид отвращал. Я думаю, они знали это и в ответ ненавидели меня. Дома было примерно то же самое – мне не нравились мои родители, я ненавидел их жизнь. По-прежнему я ощущал вокруг стерильно белое и совершенно пустое пространство, а внутри, в животе, легкую тошноту.