Утро встречаю гимном
Утро встречаю гимном –
праздную каждый час
жизни с тобой, любимый,
благословляю – нас.
Пусть за спиною шепчут,
ведьмой зовут – не верь:
к любящим просто легче
счастье стучится в дверь –
что не обидят, знает,
и что дадут приют…
Счастье лишь там бывает,
где его просто ждут.
Я напеваю по слогам, по нотам
Я напеваю по слогам, по нотам,
что счастье – есть, я проверяла – есть,
ведь мой любимый – самый-самый! – вот он:
живой, здоровый, любящий, и – здесь!
И после долгой тягостной разлуки —
такой же тёплый, искренний, родной…
Моё всё это – губы, плечи, руки,
глаза твои… Ты весь навеки мой.
А главное – никто из нас не держит
цепями долговыми – рядом быть,
нас тёплая, пронзительная нежность
объединяет… Как тут не любить?
Говорят – ни стыда, ни совести
Говорят – ни стыда, ни совести –
эти страсти под старость лет.
Не из гордости мы – из горести
не даём никакой ответ:
Мы полжизни седьмыми вёрстами
обходили друг друга, но
наши судьбы, как главы, свёрстаны,
неразлучные мы давно.
Ни заклятьями, ни молитвами
не отменишь любовь-беду,
мы на этой войне – убитые,
и полжизни горим в аду.
Социальные роли сыграны,
слава Богу – поклон, финал,
и в любовь, словно в омут, прыгаем…
Рай был рядом всегда.
Кто б знал…
Инцест
Я струны рву и пальцы рву струной –
фонтаном кровь пульсирует в ладонь,
от осознания, что ты – не мой,
сама взорвусь сейчас, лишь только тронь…
Какие боги разделили нас,
столкнув сердца сначала в лобовом?
Я нежности хранившийся запас
стираю с кровью вместе рукавом.
Мне с первой встречи ясно было – мой,
и ты кричал глазами – "Как же быть?
Нельзя тебя назвать своей женой,
но просто невозможно – не любить?"
И сердце разрывается в груди –
бессмысленен дурной судьбе протест:
живу одним тобой, но – уходи.
Люблю.
Но это грех большой.
Инцест.
Кино
Дали свет: The end. Пустили титры.
Хлопают сиденья в кинозале.
Зрители – и судьи, и арбитры,
ждут чего-то – всё ли показали?
Почему не вместе эти двое?
Вроде есть для счастья всё, что нужно.
Странные киношные герои:
им любить бы – нет, зачем-то дружбой
прикрывают чувства, как газетой,
будто бы любить взаимно – стыдно,
вроде и не наше дело это,
но – обидно, чёрт возьми, обидно!
Семьи у обоих – ну так что же:
c'est La Vie, как говорят французы,
друг от друга отрываясь с кожей,
есть ли смысл в семье быть тяжким грузом?
А герои бьются на осколки,
на куски, и рвутся на запчасти —
не подозревали, что настолько
дорого сегодня стоит счастье.
Зрители сочувствуют героям –
плачут над картинкой в кинозале.
Ряд для поцелуев. Эти двое
выдыхают дружно: "Не узнали…"
Нам даже и не нужно говорить
Нам даже и не нужно говорить:
что толку в тех словах, нас прочно держит –
как пуповина – шёлковая нить
родства, любви, отчаянья, надежды.
Я сотни раз тебе шептала "Нет",
а ты в ответ с улыбкою лукавой
твердил, что "Нет" – не правильный ответ…
Мы оба были правы и не правы.
И каждый понемногу подливал
немного лжи, и знаешь, к сожаленью
нас этот яд разит не наповал,
но всё же нет надежды на спасенье.
Мы перешли контрольную черту
и слишком много выпили отравы:
люблю я не того, а ты – не ту –
друг друга любим мы, и в этом правы.
Счастлива – когда в твоих объятьях
Счастлива – когда в твоих объятьях,
два дыханья – не в противофазе,
мне уже адреналина хватит —
соскочила [больно и не сразу].
И теперь другая дурь по венам
снизу вверх летит по серпантину —
скрученных пружиной сжатой – нервов,
заливая баки эндорфином.
Это кольца рук твоих упрямых —
стропами страховочными будто —
держат над землёй меня, как мама
даже не умела почему-то.
Ты меня теплом своим укутал —
я теперь тепличная немного,
и смакую каждую минуту…