В начале августа 1956 года Кларе Давидовне Александровской специальный нарочный вручил пакет. В нем находился документ:
«С П Р А В К А
Дело по обвинению Александровского Сергея Сергеевича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 23 июня 1956 года.
Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 2-го августа 1945 года в отношении Сергея Сергеевича Александровского отменено, дело за отсутствием состава преступления прекращено, и он посмертно реабилитирован.
Председатель Судебного состава Военной Коллегии Верховного Суда СССР, полковник юстиции В. Стучек».
Семья Александровского тоже была реабилитирована и вернулась из сибирской ссылки в Москву.
Продолжение материала «Жизнь и смерть дипломата» заставляет задуматься:
«Но Александр Сергеевич был не до конца удовлетворен. Его не покидало ощущение, что реабилитация была слишком тихой, никому не заметной, что доброе имя отца восстановлено не полностью, что его моральный долг – добиваться большего. И вот уже более тридцати лет он старается этот долг выполнить.
Вновь и вновь обращается он в правительство, к руководству МИД СССР с просьбой о «публичной реабилитации». Он хочет, чтобы на всю страну было заявлено: С.С. Александровский никогда не был шпионом и изменником Родины, он был честным человеком, отдавшим своей стране всю свою жизнь и талант. Однако во всех публикациях 60-х и 70-х годов об Александровском тот факт, что он был незаконно репрессирован, замалчивался. И вот только теперь, кажется, никто и ничто не мешает рассказывать правду о судьбе Александровского. Это тем более уместно, что в эти дни исполняется сто лет со дня его рождения».
Напомню, материал журналиста А. Остальского был опубликован в газете «Извести» в 1989 году к столетию со рождения С.С. Александровского. В 2014 году Сергею Сергеевичу исполнилось бы 125 лет. Пусть будет эта книга добрым напоминанием об этом интереснейшем человеке.
Глава IV. Чума на ракетном полигоне
Будни испытателей ракет были разными… Но эти вывернули нас на изнанку.
Лето 1966 года запомнилось мне не только напряженной работой на полигоне из-за сжатых сроков летно-конструкторских испытаний «орбитального бомбардировщика».
До сих пор я сохранил справку:
«Справка. Дана Аверкову С.И. в том, что он прошел медицинский осмотр при медпункте в/ч 14332. Признан здоровым. Введена противочумная вакцина. Старший врач в/ч 14332, капитан медицинской службы Братковский».
Утро того зловещего летнего дня не предвещало ничего сверхъестественного. Как всегда я выбежал в пустынную казахстанскую степь. Огромный солнечный диск выкатился из-за дальней белесовато-желтой полоски. Там начинались барханы. Перед ними на много километров краснели глиняные пятна парадных площадей – отшлифованных солнцем такыров, а между ними – серые бугры, поросшие редким карагачом. Из норок повылазили жирные суслики, встали на задние лапки. Их веселый пересвист напомнил о том, что в Великой Степи жизнь не прекращается ни на мгновение. Если в западной ее части заливаются по ночам соловьи, то в центре Великой Степи по утрам свистом наслаждаются суслики. Здесь утренняя прохлада и их пересвисты воспринимались, как дар Божий. К полудню столбик термометра поднимется в тени за сорокоградусную отметку. И тогда все живое попрячется в норы. Нам – человекам норы заменяло монтажно-испытательное сооружение, то есть ангар, наполовину опущенный в землю, и сверху окрашенный под цвет окружающего безлесья. Так что из космоса его рассмотреть было практически невозможно.
В тот день, когда казахстанская «доменная печь» заработала всю мощь, в нашу монтажно-испытательную «нору» ворвался старший лейтенант Емельянов и с верхней площадки, на которую открывалась входная дверь в наше «подземелье», прокричал во всю мощь своих натренированных командными приказами легких: