А что говорить, когда деньги оказались дороже дружбы?

— Повезло тебе, Варь. — Растянувшись на бежевом диване в гостиной, Верушка крутила в руках керамическое блюдо удивительно глубокого синего цвета с изящным растительным орнаментом. Красивые керамические наборы посуды я привезла для подруг специально, зная, что они оценят.

И они оценили. Каждая по-своему.

Иришка искренне восторгалась, перебирая тарелочки и чашки, улыбалась и благодарила. Верушка же, напротив, поджала губы и сухо бросила: «Спасибо». А потом и вовсе начала непонятный разговор.

— Вот и за что тебе так счастья привалило? Сидела же на попе ровно, палец о палец не ударила. Нет, я не завидую! Просто тоже так хочу. Скажи мне, на какой перекресток выйти, чтоб счастье свое найти! И квартира тебе, и Италия, и даже денег отсыпали, а ты за это ничего мужу своему и не сделала, даже удовольствие не доставила.

Я в душе понимала, на что Вера злится. Вышла она замуж рано, еще в университете, за мужчину успешного, вдвое старше нас. И если до свадьбы жизнь ее была похожа на сказку в достатке, в бриллиантах и мехах, то после — суровая экономия. Муж, со слов Верки, оказался прижимист, скуп и дотошен. Он, подсчитав стоимость всех добрачных подарков, решил, что в браке первые пять лет жена должна отработать вложения. Поэтому даже покупка порванных капроновых колготок, совершенная со счета мужа, записывалась во вложения и учитывалась позже.

Верушка, конечно, могла плюнуть, развестись, устроиться на работу, но решила подождать до рождения ребенка, чтобы потом отхватить королевские алименты. Но с детьми никак не выходило, подруга все так же жила в режиме жесткой экономии, когда мимо нее на счета супруга проплывали крупные суммы денег. Она жаловалась, при встречах топала ногами и грозилась уйти, но ничего не менялось.

Иногда, по праздникам, ей перепадали дорогие подарки. И тогда она ходила королевной, только потом все опять возвращалось на круги своя: к жалобам, угрозам и нервам.

Как Вера жила с таким внутренним диссонансом, я не знала. Но особо обсуждать эту тему она не спешила, только жаловаться любила, а мы с Иришкой в душу не лезли.

Дружили втроем со школы, знали все недостатки и достоинства характеров, закрывали на многое глаза. Я в этом смысле исходила из правила: «Она моя подруга, значит, даже если она не права, я на ее стороне окопа». В любой ситуации. Просто потому что я так дружу. Может, потом я и скажу Ире или Вере, что они не правы или я с чем-то не согласна, но все равно поддержу, подставлю плечо.

От девчонок я ждала того же, поэтому была неприятно удивлена заявлениями Веры.

— Не знаю, Вер, где стоять. Только на объездную не суйся. Там контингент, говорят, из неотягченных моралью женщин, — хотела пошутить, но вышло не очень удачно.

— Вот уж спасибо! Какого ты обо мне мнения!

— Я о тебе хорошего мнения, Вер, — примирительно проговорила. — Но только ты чего злишься?

— Мне обидно! Что ты денег урвала у мужика, а нам, подругам, ни копейки не дала. Привезла тарелки какие-то дешевские, с китайского рынка ширпотреб.

Иришка все это время молчала. И молчала подозрительно сердито. Как будто в мое отсутствие она с Веркой успела поругаться, но виду не подала.

Я даже растерялась. Я восприняла неожиданные блага, как плату за свое неудобство, за нервы, за то, что пришлось уволиться, в конце концов. То, что мама рассчитывала на мои деньги, я понимала. Она мама! Поэтому я процент с продаж своих картин буду отдавать ей. Дети должны помогать родителям.

Но дать денег подругам? Об этом я не подумала. Хотя, наверное, должна была. Не отдыхать одной на острове, а оплатить отдых родителям и подругам.