Не посмотрев ни на меня, ни на плачущего Северина, Александр поплёлся прочь.

Демьен хмуро проследил за его отступлением.

Вокруг меня сгущалась тьма, и я подумала, что сейчас упаду в обморок, но это всего лишь в каретном фонаре исчерпались остатки масла, и он стал угасать.

К плачу Северина добавился цокот многочисленных копыт: сопровождение, наконец, нас догнало.

Я подалась вперёд и теперь всматривалась в лицо Демьена, спрашивая:

– Александр убьёт меня?

Он отвёл взгляд. Моё сердце пропустило удар. Дрожащими руками я крепче прижала к себе Северина. Демьен потёр лоб и наклонился ко мне, чтобы перекрыть детский плач:

– Прости, что посадил вас вместе, это моя вина. – Он покосился на мёртвого доктора. – И раз это моя вина, мне и отвечать. Не бойся, я тебя защищу.

Демьен резко посмотрел мне в лицо. В сгущающейся темноте его глаза казались особенно тёмными и не отражали свет, как будто глазницы мёртвого. У меня снова задрожали руки.

От жалобного плача Северина мне самой хотелось плакать. Но я сдержалась. Пусть у меня разрывалось сердце, но Северин всего лишь перевозбудился от алхимической смеси, и на свежем воздухе это скоро пройдёт.

***

Сопровождение устроило ту ещё суету: без лошадей эта карета ехать не могла, идти до других слишком далеко, а если подгонять карету сюда, то для разворота придётся проехать по дороге дальше… В итоге решили попросить у кого-нибудь из девушек дамское седло, чтобы я доехала до перекрёстка.

Все эти обсуждения и решения я пережидала в карете. Голова была словно в тумане, в висках стучало: «Александр меня убьёт. Или нет? Или убьёт». Демьен стоял у кареты, как страж, но я не могла прятаться в ней вечно.

Даже то, что Северин, наконец, успокоился, меня не утешало.

Когда подвели чёрную лошадь с дамским седлом, я передала Северина протянувшему руки Демьену и осторожно выбралась из кареты. Уже наступили сумерки, снег припорошил разбрызганную по дороге кровь и трупы зарубленных лошадей.

Вокруг хватало всадников из гвардии и гостей. Николас Вестфол маячил неподалёку с довольно серьёзным видом.

Взглядом я искала Александра.

Он стоял в стороне и проводил пальцами по морде своего коня снова и снова, словно в забытьи. Рядом с ним слуга держал чистую горностаевую мантию, но Александр оставался в залитой кровью.

Демьен шагнул в сторону и закрыл мне обзор на него:

– Поторопись, становится холоднее.

Обычно я хорошо держалась в седле, но в этот раз чуть не упала. Всё тело закоченело, мне было ненормально жарко, и туман в голове усилился. Северина повёз лично Демьен. Я так задумалась о последствиях своего поступка, что только забравшись в следующую карету и увидев мраморное изваяние, поняла, что нас с Северином посадили напротив статуи Флоры.

Она безмятежно улыбалась. И моё пылающее тело охватил холод: вот бы оказаться на её месте. Пусть она рано умерла, но до этого её любили, о ней все заботились. Драгоценная дочь богатой семьи попала под опеку своей родственницы королевы Катрины. Александр, несмотря на простое происхождение Флоры, готов был положить к её ногам всю Леонию. Их ребёнок был бы для него драгоценным и обожаемым. Александр любил её до сих пор, даже не посмотрев на меня толком, не позволив предложить свою верность, не разрешив мне – навязанной, но всё же его жене – сказать и слова.

Флора получила всё, о чём я не смела мечтать.

Моё сердце как будто остановилось.

Такой резкой, болезненной зависти я не испытывала даже к Элеоноре.

***

В дороге я уснула, и это немного разогнало туман в голове. До дворца мы доехали без происшествий. Возможно, из-за присутствия Демьена, но слуги были со мной любезны. Нам с Северином выделили роскошные покои в той части дворца, где проживали представители королевской семьи. Вызванный Демьеном доктор проверил Северина, а мне дал отвар, смягчивший зуд в горле и окончательно приведший в чувство.