Будь неладен этот прилипала. Когда шли сюда, я и забыл о нём вовсе. А тут на тебе!

— Всё нормально? Кто этот Гринт? Сильно ты его обидел?

— Я разберусь, принцесса. Тебе не о чем переживать. Будь со жрецом, расскажи, что узнали. Ночью сбежим. Я обеспечу нам спокойный выход отсюда.

Девчонка кивнула. Не допытывается, не устраивает скандалов. Видно, что взволнована, но умеет держать себя в руках. Это тоже нравится.

Когда отвёл Эльвиру к нашему вроде как узнику, вернулся на верхние этажи.

Извинюсь, да и всё. Тоже мне проблема.

Я поправил кожаную перевязь, пригладил волосы и распахнул дверь, ведущую в спальни сына хозяина.

— Гринт, привет! Как жизнь? — нацепил самую милую и непосредственную улыбку, которую только мог.

Тот вздрогнул и вскинул светлую голову. Серые глаза удивлённо округлились, из руки выпал скальпель, которым он препарировал… то ли лягушку, то ли ящерицу, теперь уже не разобрать.

Ненормальный, блин.

Есть люди, которые делают подобное в научных целях, Гринт — притворяется, что причина в этом.

— Вернулся, — он поднялся, оправляя заляпанный кровью белый халат. Похоже, до лягушки он вскрывал ещё кого-то. Кровь свежая. — Ты наконец вернулся, Ромэйро! А я ждал! Почему не сообщил заранее? Я бы подготовился, как той весной, помнишь?

Да уж, узкий малиновый костюм и ботинки на подозрительно высоком каблуке хрен забудешь. До сих пор в кошмарах снится.

— Рядом был, — я прошёлся по комнате-лаборатории с чучелами животных в извращённых разноцветных париках. — Дай, думаю, загляну к старине Гринту. В прошлый раз и попрощаться не успел. Так спешил…

«...свалить из этого балагана ужаса и извращений», — добавил в мыслях.

— Ромэйро, нам нужно очень серьёзно поговорить! — в его голосе зазвенели истерические нотки. — Ты не можешь просто брать и сбегать именно в тот момент, когда я открываю тебе душу, а потом являться ни с того ни с сего! И что за вид? Где рубашки, которые я дарил? Что это за наряд? Ты что, в разбойники подался? И… погоди, а что у тебя с глазами? Ты принимаешь какие-то микстуры?!

Я прикрыл лицо рукой. Понеслась, блин.

— Ну, признаю, был неправ, — я потёр шею. — Просто неожиданно всё произошло. Ну и не справился с эмоциями. Ты это... Давай, как и раньше — крепкая мужская дружба, и всё такое. А рубашки дома, я ж бродил по дорогам, боялся испортить, они ж для э…

«...по мойки», — услужливо подсказал внутренний голос.

— Особых случаев. Прям очень, — прошёлся и опёрся спиной на более-менее крепкий стол. — А ты тут как? Чего нового?

— Не увиливай от разговора! Снова! Говоришь о крепкой мужской дружбе, а сам просто сбегаешь! Ты хоть представляешь, как больно мне было? Как я страдал?! Сколько времени искал причину? Может, я сделал что-то не так, сказал не то или что ещё. Подумал, вдруг ты запал на какую-то бабу и поэтому сбежал. Но нет. У тебя их десятки, сотни, но не то, да? О, я знаю, как никто. Тебе не хватает их, но ты трусишь. Боишься признаться в собственных чувствах и желаниях, верно?

— Слушай, — я поднял ладони. — Понимаю, к чему ты клонишь, но нет. Прости, приятель, меня другой отряд не интересует. Да, мне жаль, что разбил твоё сердце и всё такое, но я не специально. Природный магнетизм, понимаешь? Я не виноват, что притягательный. И сам страдаю, поверь, но это моя доля.

— Нет-нет, я понимаю. Но можешь не тратить время на эти глупые оправдание, я знаю, в чём дело. Знаю, почему ты так говоришь. Ты другой. Не человек. Поэтому всё так. Осуждение сородичей, верно?

Терпение быстро закончилось.

— Давай закроем тему, лады? Потому что меня от одной мысли начинает тошнить. И если не хочешь, чтоб я испортил твой ковёр, то сменим тему, и ты больше не будешь нести бред. Если тебе штаны жмут, то я могу сводить в бордель, где с этим помогут. Ко мне не лезь.