Вот он, мой шанс. Пока больной, то есть повелитель, будет терпеливо лежать лицом вниз, я заберу медальон. Но все складывалось не так просто, как рисовала мне богатая фантазия.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем мне раздеваться, если ты будешь массировать голову? — кое-кто явно любил, чтоб его понимали с полуслова.

— Ну а вдруг вы захотите, чтоб я вам еще плечи помяла или спину.

На секунду задумавшись над моим щедрым предложением, несговорчивый повелитель качнул головой.

— Давай начнем с головы, а там посмотрим. Хотя я очень сомневаюсь, что ты мне поможешь.

«А вы сперва попробуйте, а потом фырчите!» — так и хотелось мне сказать, но я мудро промолчала, а потом выдохнула:

— Как скажете.

Обычно было достаточно пяти минут точечного массажа головы и папин тихий храп наполнял тишину комнаты. Я уверенно сделала шаг, искренне надеясь, что хмурый повелитель поступит точно так же.

На том моя уверенность и кончилась. Я застыла под пристальным, чуть прищуренным взглядом темно-синих, практически черных, глаз и мне вдруг вспомнился старый телевизор из моего детства. Папа говорил, что он бьется током и смотреть его можно только с расстояния не менее двух метров. До сих пор не знаю, было ли это правдой или папиной выдумкой, чтобы я не портила себе зрение. Но в итоге подходить близко к телевизору я очень боялась. И вот, глядя на грозного повелителя, который с подозрением хмурил брови, я подумала, что он очень напоминает этот старый потенциально опасный телевизор.

Ну и как к нему подступиться?

Пока я нерешительно мялась возле дивана, повелитель нетерпеливо цокнул языком и окатил меня взглядом полного презрения. В этот момент мне захотелось на все плюнуть (а лучше конкретно в эту высокомерную физиономию), развернуться и уйти.

Но уйти хотелось не куда-нибудь, а домой, поэтому, стиснув зубы, я присела на диван.

И стало ну совсем как-то неудобно. Удушливый комок подступил к горлу, и я почувствовала, как щеки обдало жаром.

Виноградова, ты чего? У тебя тут не свидание, а миссия повышенной важности, между прочим!

— Ну… пожалуй, я начну, — но тело будто онемело и двигаться не желало.

— Давно пора, — проворчал повелитель. Он так и продолжал сидеть, вальяжно раскинув руки в стороны, отчего казалось, будто он меня обнимает.

Так. Виноградова, это что еще за мысли такие непотребные? Тебе же никогда не нравились такие кислые лица! А выражение у повелителя было и правда далеко не жизнерадостным. Уголки рта опущены вниз, так, словно лицевые мышцы атрофировались от вечного уныния и даже при желании не смогут изобразить подобие улыбки. А взгляд жесткий и напряженный, словно все тяготы мира свалились на его плечи. С пессимистами вообще нужно держать ухо востро. А если вдруг жаловаться начнут, так вообще бежать без оглядки. Но, к счастью, повелитель не был похож на того, кто любит вывалить свои проблемы на других. Скорее всего держит все в себе, от того и голова болит. Папа говорит, что долго переживать вообще вредно и все болезни от нервов и плохого настроения.

— А где именно у вас болит? — пора и правда приступить к действиям, пока меня не придушили, потому что именно это, судя по взгляду, повелителю хотелось сделать больше всего. — Лоб, виски или затылок?

— Болит все. И не снаружи, а внутри, словно голова разрывается на части, — неспешно ответил он, а я зависла. Когда я мельком бросила на повелителя взгляд, мне показалось, что в его глазах отражается блики желтых шаров сверху. Но сейчас, вблизи, я ясно увидела, что в темно-синих радужках полыхает бледно-желтый огонь. Зажигаясь, он прокручивался вокруг зрачка и вновь потухал. Это было настолько завораживающие зрелище, что я невольно засмотрелась.