Грею захотелось завыть, потому что он не хотел быть таким человеком. Но было уже слишком поздно, чтобы изменить то, как его воспринимали люди. Так что он, как и обычно, сыграет свою роль.

В конце концов, кто-то должен взять под контроль эту неуправляемую семью. И это вполне может быть он.

Ужины в Эрмитэдж-Холле проходили в более неформальной обстановке, чем при дяде Эрми. Нельзя сказать, что Беатрис тут часто ужинала, когда он всем заправлял в поместье. Даже когда их с братом приглашали, Джошуа всегда отказывался, а она не собиралась проводить время тет-а-тет с дядей Эрми.

Но ужины с семьей тети Лидии напоминали ей те времена, когда были живы ее бабушка с дедушкой и она сама жила в этом доме после смерти папы. В десять лет она была еще слишком маленькой, чтобы жить одной, в особенности когда Джошуа отправился служить в Королевских ВМС где-то за границей. Так что она жила здесь с бабушкой и дедушкой.

Ребенку этот зал, где проходили обеды и ужины, казался волшебным местом: множество свечей горело в люстрах, отбрасывая блики во все стороны, блестело серебро, стол покрывала белоснежная скатерть. Каждый раз, когда бабушка приводила ее сюда из детской, чтобы поучиться правильному поведению за столом, Беатрис чувствовала себя принцессой.

К сожалению, обучение манерам поведения за столом было единственным, что успела сделать бабушка до смерти деда и собственной болезни. Но, по крайней мере, Беатрис точно знала, какой вилкой нужно есть салат из помидоров и как правильно опускать ложку в черепаховый суп. Слава богу! Потому что, судя по тому, как Грейкурт то и дело на нее поглядывал, он только и ждал, чтобы она допустила ошибку и опозорилась. Высокомерный негодяй!

Она вздернула подбородок, встретилась с ним взглядом и идеально опустила ложку в суп. Несносный герцог будто догадался о ее намерениях, потому что многозначительно посмотрел на нее и понимающе улыбнулся.

Да будь он проклят! Вот к чему привело их общение в прихожей. Не нужно было так вызывающе с ним разговаривать. Вот результат. Лучше на него вообще не смотреть, потому что при каждом взгляде на герцога Грейкурта у нее внизу живота появлялись странные ощущения. Беатрис чувствовала что-то подобное, когда бежала вниз с холма за собаками, – одновременно ужас и возбуждение, страх и радость.

Но с ним-то из всех людей она не должна чувствовать ничего подобного. Если повезет, он уедет на следующий день после похорон и она его больше никогда не увидит.

Поэтому Беатрис сосредоточила свое внимание на смешной истории, которую рассказывал герцог Торнсток. Она казалась несколько неприличной для рассказа за столом, где сидят и мужчины, и женщины, но раз тетя Лидия не возражала, то все вполне устраивало и Беатрис.

Торнсток был ниже ростом, чем Грейкурт, но гораздо красивее, если говорить о традиционных представлениях о красоте. Симметричные черты холеного лица, белые зубы, сверкающие, когда он улыбался, идеальный нос. У него были прямые каштановые волосы с рыжеватым отливом, в отличие от вьющихся, черных как чернила волос Грейкурта, и светло-голубые глаза, напоминающие хрусталики.

А что еще хуже, он умел быть таким обаятельным и легко включал свой шарм, будто нажимая на кнопку. После дяди Эрми Беатрис всегда с опаской относилась к таким мужчинам.

– Итак, мисс Вулф, как я предполагаю, мы завтра увидим вас на похоронах, – дружелюбно сказал Торнсток.

– Конечно, нет. Это недопустимо.

И Торнсток, и леди Гвин удивились.

– Что ты имеешь в виду? – спросила леди Гвин. – Это же похороны твоего дяди!