– Кошка это Липина, – вдруг слабо улыбнулась Тася. Точно! Как он мог забыть! – Красивая такая. Полосатая. Только не очень ласковая. Она Гене в спину вцепилась, он заорал, пытался ее скинуть. А я по стенке его обошла – и в прихожую. Там у Лиы в рюкзачке баллончик был. Перцовый. Я вернулась и Гене в лицо брызнула. А потом с Липиного телефона скорую вызвала и полицию.

Тася спрятала лицо в ладони. Борис молчал, тяжело дыша. И в этот момент в процедурную вернулась хозяйка.

– А вы кто, собственно? – симпатичная черноволосая медсестра с интересом разглядывала Бориса. – И что тут делаете?

– Извините, – Борис встал, поднял Тасю за локоть и прижал к себе. – Срочные физиотерапевтические процедуры.

***

– Как она?

– Спит.

– Пила?

– Да.

– Рвота была?

– Нет.

Борис некоторое время смотрел на спящую Олю. Потом посмотрел на часы на стене.

– Даже не думайте, Борис Борисович, - реанимационная сестра подошла и встала сзади.

– О чем вы, Тамара Михайловна?

– Дежурство ваше закончилось. И рабочий день тоже. Езжайте домой.

– В любое время набирайте меня, слышите?

– Слышу, слышу, не глухая.

***

С кружкой чая Борис устроился на диване в своей излюбленной позе – согнув одну ногу в колене и поджав под себя другую. Кружку устроил тоже по многолетней привычке на колене.

Ох, Олимпиада блядь Аскольдовна…

Он ее не по фамилии узнал. Но и не по лицу. Самвел прав – вместо лица было кровавое месиво. Он волосы узнал. Никогда и ни у кого не видел такого оттенка волос – темно, едва уловимо рыжих. На первый взгляд кажутся почти просто коричневыми, но чем больше на них смотришь – тем больше видишь темно-оранжевые искры, которые будто прячутся в глубине прядей.

Красивые, темно-рыжие, густые. Слипшиеся сосульками от крови. Но он все равно узнал.

Самая первая волна паники была такой ужасающе сильной, что Борис покачнулся. И от этого движения сработал какой-то внутренний гироскоп, профессионал в Борисе Накойхер все-таки включился. Хотя он категорически не помнил, что и как делал. Просто какой-то провал в памяти. Он совершенно не помнил, как звонил главному врачу, но Самвел сочинять не будет – он вообще напрочь лишен фантазии.

Зато у Оли ее с избытком, да. СПИД, надо же. Анализы у нее кристально чистые, хоть в космос запускай. Значит, врала, придумывала, искала, чем остановить насильника. Умница. Значит, не забыла, чему Борис ее учил. И баллончик при себе держала, молодец. Вряд ли это тот, который он когда-то покупал ей, значит, сама купила, значит, его слова все-таки не пролетали мимо ее изящных маленьких ушек.

Борис вздохнул, в два долгих глотка допил чай. И строго сказал себе идти спать. Он должен выспаться. У него в отделении VIP-пациент. Просто виповее не придумать.

***

Он проснулся весь мокрый, с адским сердцебиением. Несколько секунд лежал, потом встал и пошел в душ.

Этот сон снился ему не очень часто. Но претендовал на звание его единственного персонального кошмара. Тот самый случай, когда у него на столе умерла женщина. Молодая красивая женщина.

Тогда Бориса позвали в операционную, уже когда женщину вскрыли. Как самого опытного хирурга. И потом – о его уникальных руках уже тогда слагали чуть ли не легенды.

Ее вскрыли экстренно, после автомобильной аварии. А там – внезапно опухоль. Большая и так погано расположенная. Прямо вплотную к подвздошной кости, артерия рядом. И мешает. И не подобраться к необходимому месту.

Куда ни кинь, везде клин. Прямо безвыходная ситуация. Консилиум устраивать и долго думать некогда. Женщина раскрытая на операционном столе уже второй час.