Такое ощущение, что его знает вся больница. А, может, так оно и есть.

***

В отделении патологии беременных Борис произвел фурор. Он шел по коридору, чувствуя на себе любопытные взгляды. Вот же бабье царство! Неужели у них тут совсем мужиков нет? Самвел говорил вроде, что в родильном точно есть анестезиолог-мужчина. Борис ему от всей души посочувствовал.

Вот, наконец, и нужная дверь. И даже не заперта, а, значит, хозяйка кабинета на месте. Повезло.

– Лара, привет.

– Какие люди! – из-за стола ему навстречу встала высокая женщина в белом медицинском костюме и с короткой стрижкой на темных волосах. Это для Бориса она Лара. А для прочих – заведующая отделением патологии беременных Лариса Константиновна Седых. – Кой черт тебя занес в такие дали?

– Мы пришли в дали, потому что нам не дали, - не пойми с чего вдруг неуклюже пошутил Борис, закрывая за собой дверь.

Однако Лариса эту незамысловатую шутку оценила – рассмеялась.

– Мой контингент, Боря, все, как одна, уже кому-то дал. Или постой-ка… – она прищурилась. – Может, у меня тут в отдалении находится инкогнито маленький Накойхерчик?

– Очень смешно, – буркнул Борис, садясь на кушетку. – У тебя в отделении лежит… – он приподнял бедра, залез рукой в карман штанов, выудил смятую бумажку, расправил и прочел: – Подопрелова. Таисия Подопрелова.

Лариса медленно села на свое место. Внимательно посмотрела на Бориса.

– Есть такая.

– Мне надо с ней поговорить.

– Так, Боря, выкладывай сразу, в чем дело.

– А ты чего сразу в штыки?

– Я не в штыки! Меня сегодня полиция уже навещала по ее поводу. Там домашнее насилие, ее беременную муж избил, и он под стражей.

– Я в курсе. Я тоже вчера говорил с полицией. Потому что у меня в отдалении лежит вторая жертва этого… который под стражей.

– Да ты что?! – ахнула Лариса. – Тоже женщина? У вас? В хирургии? Настолько все серьёзно?

– Женщина, да. Разрыв селезёнки. Вовремя успели.

– Вот скажи мне, Боря, – Лариса встала, обогнула стол, подошла и села рядом с ним на кушетку. – Вот ты хирург. Почему вы таких уродов не кастрируете?

– Сам себе этот вопрос задаю, – мрачно процедил Борис. – Ну так что, могу я с этой Подопреловой поговорить?

– А тебе-то зачем? – удивилась Лариса. – Я понимаю еще – полиция. А ты-то тут при чем?

Борис вздохнул. Все равно рано или поздно все узнают. Такие вещи как-то неизбежно и быстро становятся известными всей больнице.

– Эта женщина, в хирургии – моя жена. Бывшая.

– Твою мать… – тихо выдохнула Лариса. – И ты ее сам… вчера…

– Конечно, сам. Кому еще можно доверить?

– Ты стальной человек, Боря.

– Ага. Железный. Ну так что, – он встал. – Какая палата?

– Восьмая.

Лишь у двери Борис вспомнил еще кое о чем.

– Слушай, а какое у нее состояние? У этой Подопреловой? Она… потеряла ребенка?

– Догадался спросить! – фыркнула Лариса, возвращаясь на свое место за столом. – Ревет постоянно, как мне сказали. Но угрозы нет. Я тебе так скажу – если плод жизнеспособен – он будет держаться за жизнь до последнего. Ну и, как я поняла, ей не очень досталось.

– Угу. Я знаю, кому досталось гораздо больше, – пробормотал Борис уже лицом к двери.

***

В восьмой палате находились четыре женщины. Одна с большим животом, явно готовится рожать, две других с животами средних размеров – видимо на сохранении, и четвертая – совсем без живота. Та самая Тася. Борис бы ее не узнал, и не в синяке под глазом дело. Просто она, кажется, изменилась за пять лет. А вот она его узнала – и, воскликнув «Борис Борисович!», кинулась на грудь. Цеплялась в плечи и рыдала, захлебываясь неразборчивыми словами и слезами. Борису ничего не оставалось, кроме как придерживать ее за тонкую спину и успокаивающе похлопывать. И поверх головы Таси наблюдать три пары любопытных глаз. Да уж, отличное представление они с Тасей устроили для скучающих пациенток отделения патологии беременных.