– Зайчик, если ты собираешься столбом стоять, то у нас ничего не получится, – голос женщины оставался ласковым, в нем не слышалось ни капли раздражения. – За Лаэрта не переживай, он парнишка взрослый, свою пару штанов как-нибудь сам отыщет.

– А как вы…

– Он заходил вчера починить дверцу в амбаре. Я не настолько глупа, чтобы не уметь отличить по виду мужчины, когда он сменил статус с холостого на женатый. Я подобную перемену за тысячу шагов учую.

Едва ли стоит говорить этой доброжелательной, но странной незнакомке, что Лаэрта вряд ли можно назвать женатым мужчиной. Я промолчала.

– Мое имя Кассиопея, но если желаешь сохранить хорошие отношения, лучше зови меня Кэсс. Моя матушка сошла с ума в тот момент, когда решила дать мне это вычурное имя. Вот что бывает, когда во время беременности читаешь слишком много романов. Впрочем, раньше, до постройки всех этих школ, было хуже. Моя бабка, прабабка и прапрабабка носили одно и то же имя, потому что только его и умели писать в нашей семье. Уж лучше Кассиопея, чем очередная Ила.

Дом Кассиопеи находился минутах в двадцати хоть бы от нашего, однако, казалось, что я перенеслась в другой мир. За низеньким плетеным забором виднелся чистенький двор. Дремавшая, наполовину высунувшись из будки, собака лишь лениво приоткрыла один глаз и, убедившись, что это хозяйка, погрузилась обратно в дрему. Чуть в стороне, в загончике, маленькие упитанные курочки о чем-то переговаривались друг с другом. Время от времени петух с ободранным хвостом что-то сердито им выговаривал, а потом возвращался обратно к поросшему травой клочку земли, где с удовольствием копался.

Небольшой домик, выкрашенный в приятный голубой цвет, выглядел уютным и обжитым. Мягко колыхались цветочные занавески, помахивая нам из открытых окон. Солидные толстые шмели кружили над цветочными клумбами.

– А где же.. Зирочка? – осторожно оглядываясь, я вошла во двор вслед за хозяйкой.

– Вон там, – кивнула Кэсс на сарай. – У нее цветная лихорадка была недавно, пришлось даже специалистку вызывать. Так что Зирочка временно изолирована сейчас от других коров.

– Надеюсь, сейчас она в добром здравии и хорошем расположении духа, – вежливо пробормотала я. Правила этикета, которыми меня пичкали, ничего не говорили о беседах, касающихся самочувствия коров, поэтому я оказалась в неизведанных водах и выплывала как могла.

– Полагаю, ты не отказалась бы от стакана молока, – она с сомнением посмотрела на мои волосы и добавила, направляясь в дом: – И расчески. Знаешь, цыпленок, это совсем не мое дело, но твои волосы в ужасном состоянии.

– Я знаю.

Не то чтобы я не знала. Я догадываюсь, как выгляжу. У меня есть только догадки, потому что зеркала в доме моего мужа отсутствуют. Я бы предположила, что он вампир, но, похоже, ему просто нет дела до места, где он живет.

Молоко было прохладным и вкусным. Гостеприимная Кэсс предложила мне также кусок хлебного пудинга, который я съела, практически не жуя. Она молча отрезала мне второй кусок. Его я тоже заглотила почти целиком. Лишь на третьем куске я вспомнила про манеры и начала жевать. Пудинг оказался вкусным. Нежный вкус пудинга и фруктов дополнялся заварным кремом, которого Кэсс не пожалела.

Я сидела за простым деревянным столом в уютной светлой кухоньке, ощущая запах цветов, росших под окном, слабый запах навоза и чего-то еще, присущего фермам, и хотела разрыдаться, до того мне было хорошо. Возвращаться к мужу отчаянно не хотелось. Дай я себе волю, непременно бросилась бы в ноги Кэсс, умоляя ее оставить меня себе.