– Ну, я телефон ваш увидел, дай, думаю, спрошу – где салон связи в Вышемире есть? Ну, понимаете, я как-то привык уже, а…

–…а тут – земщина, – грустно закончила она. – Я-то сама из Островецкого сервитута… Мне тоже без сети и связи непривычно. Здесь – по работе, но как-то всё затянулось, и… Ой, чего это я с вами лясы точу, мне на маршрутку надо! А подключают там же, где и обычно – на Главпочтамте!

И побежала, цокая каблуками, за маршруткой. Маршрутка подъехала почти бесшумно, можно сказать – подкралась! Квадратный такой микроавтобус, ни на что не похожий. Электрический! На самом деле это таило в себе опасность для такого рассеянного типа, как я: шум моторов для горожанина был привычным элементом среды обитания, мы по нему ориентировались. А тут машины не шумели. Ка-а-ак влупит на переходе, если в телефон засмотрюсь… Не засмотрюсь, действительно. Нет телефона у меня!

В общем, лавочку я нашел. Под раскидистыми кленами, в сквере имени Эльфийских Добровольцев, ни больше ни меньше. На улице Земская. И уже развернул рюкзак, и открыл бутылку кефира, и отломил батон, как свет солнца вдруг заслонила какая-то странная фигура.

– Эй, рыжий! – сказала фигура хриплым голосом. – Подай Христа ради на пропитание ветерану Балканской войны!

Ох, как же я не любил такие моменты… Но верное средство было прямо тут же, у меня под рукой. Я закончил ломать батон и протянул просящему половину:

– Держи. Хочешь – еще и колбасой угощу?

Тип был какой-то обшарпанный, с редкой бороденкой, длинный и сутулый, в неопрятной одежде.

– Ты че, рыжий? Это че? – Чуть раскосые глаза сфокусировались на батоне, и увиденное явно не устроило «ветерана». – Ты там это, деньгу дай мне!

– ДАВАЙ УБЬЕМ ЕГО!!! – заревел голос. – ОТОРВЕМ ЕМУ ГОЛОВУ ПО САМУЮ ШЕЮ! ВЫПУСТИМ КИШКИ! ЭТО МРАЗЬ, НЕДОСТОЙНАЯ ЖИТЬ! ОТБРОС! ПОДОНОК!

Я и не заметил, как вскочил с лавочки, и теперь, оказывается, смотрел на попрошайку сверху вниз, и стояли мы близко, очень близко друг от друга. Я чувствовал его вонючее дыхание, чуял, как бьется сердце и струится кровь по жилам…

– Э-э-э-э, рыжий, ты чего? Я же того… Рыжий, не надо! Рыжий, не надо! – В глазах козлобородого плескался первобытный ужас, он смотрел на мое лицо так, будто увидел саму смерть. – Не надо, рыжий!

И побежал, спотыкаясь и запинаясь о собственные ноги и роняя какую-то мелочь из карманов, мчал прочь по аллее и всё орал:

– Рыжий! Не надо! Не надо! Рыжий!

– ДАВАЙ ДОГОНИМ И УБЬЕМ ЕГО! МЫ НАСТИГНЕМ ЕГО И УБЬЕМ!

– Ты что, офонарел? – Я сел обратно на лавку. – Слушай, ты, глюк несчастный! А ну-ка успокойся! Что это за заявочки такие – кишки выпускать, голову отрывать? Я завтракать собрался или где? Вон – полбатона коту под хвост, не батон – а месиво! Но есть колбаса и кефир, и я собираюсь все это съесть! Заметь – батон съесть, а не человеческую голову!

– ЭТА МРАЗЬ ДОСТОЙНА СМЕРТИ! ОН ОБМАНЫВАЛ, ПРИКРЫВАЯСЬ ПОДВИГАМИ ВОИНОВ! ОН НЕ ВОЕВАЛ!

– Да успокойся ты, истеричка. На каждого бомжа мне кидаться, что ли? Давай это, сбавляй обороты. Вон уже люди на нас оглядываются…

– КОНЕЧНО, ТЫ ВЕДЬ ТРЕПЛЕШЬСЯ САМ С СОБОЙ! СЯДЬ И ЖРИ УЖЕ, БЕСХРЕБЕТНОЕ СУЩЕСТВО…

– Вот и сяду. Вот и поем. А ты – успокаивайся.

И я сел, облокотился на спинку и откусил большой кусок батона и большой кусок вкуснющей колбасы. И отхлебнул кефира. Честно говоря, здесь, в этом мире и в этом теле мне всё равно нравилось гораздо больше, чем там, на Земле. Конечно, за кромкой остались мои ребятки и школа, и… И много чего. А здесь в одной башке со мной, похоже, жил неизвестный агрессивный сумасшедший и местный вариант Гоши Пепеляева, которого почему-то пару раз называли двойной фамилией Пепеляев-Горинович. Но это все были мелочи…