— Вот так, понял? — спросил Виктор.

— Лютню отдай, — жалобно попросил Франтик, который, кажется, чуть не плакал.

Я обогнула кустарник и вышла к храму.

— Что вы тут делаете? — требовательно спросила я, и струна лютни, жалобно взвизгнув, порвалась.

Франтик выхватил лютню из рук Виктора и прижал ее к груди, баюкая как ребенка.

— Мы тут это… — подозрительно замялся Гарри.

— Все нормально, Катюха, — заверил меня Виктор. — Шпифонтейн, оказывается, и правда дракон. Сейчас запустим его — и как полетит…

— Куда ты его запускать собрался? — спросила я, потихоньку зверея.

— Не куда, а откуда, — наябедничал мне Франтик, на всякий случай отступив ко мне поближе и спрятавшись за моей спиной. — С колокольни.

— Что? — ахнула я и уперла руки в бока. — Значит, сперва ты его побил, а теперь собрался скинуть с колокольни? Ты в своем уме?

Виктор виновато улыбнулся, а потом толкнул локтем Гарри.

— Правда, она очень милая, когда злится?

— Правда, — с готовностью согласился Гарри. — Франциск, давай звени, мне нравится эта песня. Или лучше ту, про группу крови. Пожелай мне удачи, Кэти, — пропел он и потянул на себя дверь колокольни.

Я быстро закрыла ее, прислонившись спиной и загораживая проход.

— Только через мой труп! — заявила я.

Гарри уперся рукой в дверь возле моего лица и, склонившись, посмотрел мне в глаза. От него пахло вишневой настойкой и березовыми вениками Виктора, а губы оказались так близко…

— Ты просто ведьма, Кэти, — прошептал он, и я вздрогнула.

Как? Где я прокололась? Откуда он узнал?

— Твои глаза меня околдовали, — продолжил Гарри, и я выдохнула. — Или ты приворожила меня своими солеными огурчиками?

Он намотал выбившуюся из косы прядь себе на палец, склонился еще ниже…

— Э, Шпифонтейн, — оттянул его за шиворот Виктор. — Уже забыл, что обещал? Катюха у меня прямо тут, в сердце, — он стукнул себя кулаком по груди. — Люблю я ее.

— Да понял, понял, — заверил Гарри и, бросив на меня взгляд, полный сожаления, отстранился и обнял Виктора за плечо.

— Возможно, наш план — так себе, — признал тот. — Давай еще помозгуем.

— А я вот чего не понял, Витя, — сказал Гарри, когда они оба пошли к таверне. — Откуда ты все же знаешь наш драконий бой?

— Есть у меня соображения о том драконе, что утонул тут, в Лоханках…

— Я так и думал! Значит, его к вам…

— Зачем они вообще это затеяли? — спросила я Франтика, когда они скрылись за кустами.

— Понятия не имею, — буркнул он, подкручивая струны. — Они друг друга стоят. Дракон еще ничего, а вот твой Виктор мои песни высмеял. И лютню отобрал. И ничего он не понимает ни в поэзии, ни в музыке!

Его голос сорвался и я, вздохнув от безысходности, предложила:

— Спой мне. Я, конечно, тоже ничего не понимаю, но вдруг...

— Ладно, — снисходительно согласился Франтик и, приосанившись и откинув назад кудрявую челку, объявил: — Чуткое сердце поэта. Слова Франциска Звенящего. Музыка… Впрочем, я тебе просто продекламирую. А то струну порвали, варвары.

Я прислонилась к двери колокольни и запрокинула голову, глядя на звезды. Франтик рассказывал что-то про чуткого парня, которого жестокая девушка променяла на другого, совсем не чуткого, и потом пожалела, но было поздно, а я думала про дракона. Теперь он точно хотел меня поцеловать. Может, и правда чует деву, не ведающую блуда? Явно ведь в этом дело. А вовсе не в моих глазах или тем более огурцах. Я фыркнула, и Франтик, прервавшись, с подозрением на меня уставился.

— Очень трогательно, — всхлипнула я. — Продолжай.

***

Сзади раздавались голоса мужчин, которые спорили о драконах, рукопашном бое и Лоханках, но Мила быстро шла вперед, а ее сердце переполняла черная злоба.