Дервин Фицхерберт был тем человеком, на котором держалось правительство города Гранплезир. В какой-то степени можно сказать, что он и был тем самым правительством, поскольку мэр был куда больше заинтересован в цветных бланках, чем в управлении городом.

В руках Дервина Фицхерберта находилось ровно столько нитей, сколько в состоянии удержать здравомыслящий взрослый дракон с бессонницей. То есть, слишком много, по мнению любого компетентного доктора, но недостаточно, чтобы довести Дервина до нервного истощения

– Боюсь, что нет, – сухо ответила госпожа Блоссом, поправила выбившуюся из прически, чуть тронутую сединой темную прядь, прошла вглубь комнаты и положила на наименее заполненное на столешнице место тонкую папку. – По дороге из лечебницы пропал исчез господин Гультрехт.

– Гультрехт? – переспросил Дервин, зная, что она поймет и даст исчерпывающий ответ.

Фанни Блоссом, приятная женщина сорока двух лет, отличалась ужасающей компетентностью в своем деле. Она заняла пост секретаря на государственной службе, когда ей было девятнадцать. Через неделю в ее темно-каштановых волосах появилась первая серебряная прядка. Через две недели она уже знала все о том отделе, который имел удовольствие заполучить Фанни Блоссом.

– Гертон Гравон Горбин Геллингем Гноштон Гультрехт. Возраст: двести двадцать лет и четыре месяца. Семейное положение: не женат. Работал ректором ГМУ имени Готшильда Гультрехта. Совершенно верно, предок нашего Гультрехта, – одобрительно кивнула она, словно у них с Дервином состоялся какой-то диалог на эту тему. Привычный к особенностям подчиненной, Дервин знаком велел ей продолжать. – Двадцать лет назад вышел в отставку, с тех пор увлекается вязанием и чем-то, что называет «гимнастикой». Трижды прыгал с водопада в бочке. Утверждает, что подобное хобби уберегает его от артрита. Начал исчезать на улице Вязов сегодня в семь часов пополудни. К девятнадцати тридцати испарилось все тело за исключением головы, продолжающей утверждать, что у него немеет нога. Спустя четверть часа исчезла и голова. Местонахождение Гертона Гультрехта в настоящее время остается неизвестным, – она умолкла, переводя дыхание, затем еще раз провела ладонью по и без того безупречно гладкой прическе, поправляя одной лишь ей заметные выбившиеся волоски.

– Значит, еще один исчезнувший, – угрюмо проговорил Дервин, постукивая карандашом по безупречной поверхности письменного стола.

Госпожа Блоссом бросила на шефа неодобрительный взгляд, но промолчала. Упрекать начальство она считала еще более неподобающим, чем поведение этого самого начальства в настоящий момент. Субординация необходима, иначе мир погрузится в хаос, такого мнения придерживалась госпожа Блоссом.

– И никто не знает, почему это происходит, – продолжал рассуждать вслух Дервин, терзая карандашом нежные струны души госпожи Блоссом. – Напомни, где он был до этого?

Секретарь искоса посмотрела на тонкую папку, но воздержалась от комментариев.

– Приём в общественной лекарне имени святого Кондратия.

– На что жаловался? – спросил Дервин, знавший, что за три часа, прошедшие с исчезновения Гультрехта, его люди должны были узнать все о том, чем жил этот человек, начиная от его первого слова и заканчивая проблемой, с которой он пришёл к доктору.

– Боли в пальце ноги, – сообщила госпожа Блоссом и поджала губы. – Приём вела доктор Ульцер. Это её лекарня. Иномирянка, появившаяся здесь в позапрошлом году. Покровительствует ей Банни Хопскотч, супруга того самого Брюта Хопскотча. Более ранних сведений о ее жизни нет.