Слышу шуршание, а потом твердую точку.

- Я сказала — нет! Убери его, Сай!

- Кать, ты должна понимать. Он — ее муж. Им придется поговорить рано или поздно.

- Он больше не будет правила устанавливать, ясно?! Он ей изменил! Пусть говорит со своей шлюхой, а Лизу оставит в покое!

- Это не вариант.

- Что значит "не вариант"?! Еще какой!

- Поверь мне, просто поверь. Не. Вариант.

- Тогда пошли! Я сама ему все объясню!

Я слышу, как счастливо женатая пара отдаляется, по пути бурча что-то, а сама сажусь на кровати и тяжело вздыхаю.

Слез было так много, что у меня щеки щиплет, когда я вытираю их руками, становится только хуже. Поэтому я иду в ванну. Свет слепит, я от него отвыкла, будто не видела полжизни, только вот стоило привыкнуть — стало еще хуже.

Из отражения на меня смотрела потерянная девочка с опухшими, красными глазами. Волосы сбились в кучу, промокли, некрасиво прилипли к лицу. Губы искусаны в кровь. На щеках покраснения от раздражения. Я так напоминаю себе себя из далекого прошлого…примерно такое же отражение смотрело на меня после маминых похорон.

Хотя…сегодня тоже были похороны в каком-то смысле…мои. Я ведь действительно умерла в его кабинете. Так просто. Как пуля навылет прямо в голову. И нет Лизы. Счастливой жены, госпожи Салмановой. Ее просто больше нет…

Прикрываю глаза, вздыхаю, набираю холодной воды в ладони. Не помогает. Повторяю. Тоже не помогает. Мне не удается прийти в себя, и скоро доходит — не удастся еще очень и очень долго. Возможно, никогда. Да. Вероятно, что никогда и не выйдет — я вечно буду болеть изнутри, раздираемая на части той раной, которая отравит меня насквозь с годами. Легче станет — я знаю. Боль притупится — тоже знаю. Но бесследно такая рана не пройдет.

Как он мог?!

Изменил мне.

Он меня предал.

Мой любимый человек, которому я доверяла, как себе, меня предал.

Прав был папа, когда говорил, что верить нельзя никому. А я? Забыла обо всем, чему он меня учил. Понадеялась на свою исключительность — дура! Ты просто дура, Елизавета. Просто дура…

Мне ведь все говорили, все предупреждали, а я...это просто смешно! Такой любви, какой я видела нашу — не существует. Чтобы без проблемы, чтобы так гладко...Даже у Сая и Кати есть свои ухабы. Не такие как наши, конечно, но когда-то я слепо думала, что мы просто лучше подходим друг другу.

А то как же.

За розовыми очками правды не видать — вот и весь ответ, и лучше бы мы ссорились, как Сай и Катя, чем все это...

Выдыхаю очередную волну боли, потом беру умывалку и смываю остатки косметики. Легче не становится. Обычно после таких процедур — да. Это как чистка и избавление от тяжелого дня, но, видимо, никакие прежние заповеди с изменой не работают.

А что работает — я не знаю.

Наверно, никто не знает.

Мне почему-то кажется, что никто так и не понял, как с этим справиться, и мне придется самой как-то вошкаться, чтобы разобраться.

Но это будет завтра. Сейчас я ни на что не способна, даже принять душ не могу. Поэтому открываю дверь и хочу снова свернуться калачиком на своей постели, только не успеваю и шага сделать в темную комнату, как утыкаюсь носом в препятствие. Широкую грудь, обтянутую знакомой рубашкой с запахом, от которого у меня подгибаются колени и дрожит все внутри.

Даже сейчас.

В первую секунду я ловлю ступор. В следующую не понимаю: Сай его пустил?! Как он мог?! Но потом отбрасываю все в сторону и хватаюсь за дверь, чтобы ее закрыть.

Адам ударяет по полотну кулаком, и ту отбрасывает обратно в стену. Ужасный грохот разносится эхом и бьет по мне со всей своей троекратной силой. Вжимаю голову в плечи и пячусь.