— Не переживайте, такое иногда просто случается. Срок был маленький. Свадьба — волнительный момент. К тому же ваш муж говорил, что до этого вы тяжело и много работали — это может быть одной из причин…

О, я помню, как взвизгнула тогда, словно свинья, которую режут.

Сначала он спит с ней на моей свадьбе, а потом обвиняет меня, пытается внушить, что это моя вина. Что во мне дело.

Что из-за меня…

Крики, припадок с бросаньем подушки о стену — всё это закончилось очень быстро. Сил не осталось. Я лишь ответила:

— Он. Мне. Не муж.

Доктор явно был растерян, но комментировать это не стал.

Самое ужасное, что даже тогда я всё ещё любила Игната. Даже тогда хотела верить, что мне просто почудилось. Но как воображение может в клочья разорвать сердце?

За что?

За что он так со мной?

Если я не подхожу ему, если ему не нравилось со мной быть, зачем обманывать, зачем рвать мне душу в клочья?

Разве может быть этот человек так жесток?

Мама, разве так бывает?

Я всё ещё мысленно обращаюсь к ней, но её нет рядом. Больше нет. Ни её, ни моего ребёнка, ни моего будущего.

— Не волнуйтесь, пожалуйста, — доктор попытался меня успокоить, — у вас действительно есть некоторые проблемы. Видно, что организм долго был измождён, но… Вы сможете ещё забеременеть и родить столько детей, сколько захотите. Не омрачайте себе праздник. Глядишь, не заметите, как снова…

— Праздник? Не омрачать? Снова?

После этого мне снова стало плохо, и снова был провал в памяти.

Я же ему сказала! Игнат мне больше не муж! Нет никакого праздника!

Зачем этот врач издевается надо мной?

Почему они все издеваются?

Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу домой.

Вернуться в тот день, когда мне предложили работу. И отказаться.

Или за день до регистрации.

Чтобы просто уйти. Собрать вещи. Оставить моего малыша. Исчезнуть.

Все эти дни я не могла смириться с произошедшим. Я понимала, что с моим организмом всё более ли менее, я могу уйти. И я очень хотела уйти, ведь даже за эту палату платит Игнат.

Но как только врачи переставали накачивать меня седативными средствами, начинались истерики.

Мне потом говорили, что Игнат на самом деле приходил каждый день.

Но мне становилось хуже, когда я его видела.

Поэтому в итоге он перестал приходить.

А, может быть, они всё врут, может быть, его тут ни разу и не было?

Я даже смерть матери переносила проще. Точнее, до сих пор переношу. Какая злая шутка — именно он, тот, кого я называла любимым, поддерживал меня. А ещё я просто знала, что она скоро умрёт. Она долго мучилась, я всё это время была рядом. Я любила и люблю её очень сильно, но за несколько лет нельзя было не смириться.

Сейчас же всё нахлынуло с новой силой.

Смерть матери.

Потеря ребёнка.

Измена.

Я зацикливалась на одной мысли, выкрикивала её часами, если меня не успокаивали вовремя.

Я то проклинала Игната и Алину, предателей, то снова возвращалась к мысли, что мне показалось, что этого не может быть.

Помню, как пришла в себя внезапно, осознав, что судорожно шепчу, глядя в потолок: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»

После этого я снова стала задаваться вопросами — зачем он так? Что у него в голове? Да разве я бы пыталась его удержать, если бы знала, как обстоят дела? Разве же я хотела быть с ним любой ценой?

Он сам меня добивался.

Его привлекала моя невинность. И в сексуальном плане и в принципе. Он как-то сказал, что я самый непосредственный человек, которого он когда-либо видел.

— Зачем? — вой в подушку. — Зачем ты так?

Злость и обиду я чувствовала и осознавала — это уже хорошо. Это не истерика, ведущая в никуда, а способ исцелиться.