— Больной?
— А как ещё назвать это помутнение? Он ведь рвёт и мечет, с ума сходит, не знает, как жить дальше. Я бы понял лучше, если бы не любил тебя, не звал замуж, бросил. Прости, что говорю такие вещи. Но это было бы в рамках честного человека. Но изменить, испытывая такие сильные чувства к жене… как это ещё назвать?
— Он сказал, что для него это нормально. Что и выкидыш — обычное дело. И измены. Он не говорил про помутнение…
— Всё, что он тебе сказал — риторика слабости. Испугался, попытался защититься. Будто бы ему пять лет. Про ребёнка особенно. Самая страшная ошибка, которую он только мог допустить, Лера. Стать причиной того, что не стало сына или дочки, что никто не родится — тяжёлая ноша. И он не справился, не признал ошибку. Проще было закрыться. Сделать вид, что ничего не произошло. Но разве же себя обманешь? Может быть то, что случилось, — замечает жёстко, — это божий знак, что с Игнатом тебе не нужно строить семью?
Он поднимается.
— Я желаю тебе счастья, моя девочка. Он виноват, и даже если с ним что-то случится… я не изменю мнения.
— Случится?
Он тепло улыбается:
— Не думай об этом. Тебе нужен тот, — произносит, как-то странно вглядываясь в меня, — кто никогда не заставит тебя волноваться. Не допустит этого, — намекает на разорванную книгу и уходит, произнеся напоследок:
— Не стесняйся просить у меня помощь, Лера. В любое время.
12. Глава 12
Почему ей всё, а мне ничего, а?
За какие такие заслуги? То, что она блаженная, фригидная и ничего не умеет, кроме как ебашить по-тупому — это конечно, это да. Хотела бы реально помочь матери, могла бы найти работу и получше. Телом даже. Но ей это и в голову не приходило, эгоистка…
У меня было бы столько вариантов, как достать миллионы — да хоть девственность на аукционе продать, ага.
Слышала, некоторые извращенцы столько платят, что можно до старости жить припеваючи. Жаль, у меня уже очень давно такой опции нет.
Но нет, наша мадам едет спину гнуть, портить внешность — единственное, что у неё вообще есть. Ноги до ушей, смазливое личико. Ну не дура ли?
Звонила на выходных, лепетала про огромные деньги. Семьдесят тысяч в месяц с копейками. Обосраться, да? Шесть часов сна, двадцать минут обед, за желание посрать матом кроют. А ей ничего — нормально. Хвалится.
Собака…
Я-то себя не на помойке нашла. Я бы до этого дерьма никогда не опустилась.
Но я ж и не блаженная. Матрона ёбаная.
А потом что? Везучий случай, и вот она уже через пару недель рекламирует на плакатах какой-то крем. И ей уже говорят, что могла бы всерьёз построить карьеру. Мол, данные хороши, плюс историю «из грязи в князи» всегда можно продать и сделать ещё и интересного персонажа. Чтобы народу нравилось… Как будто народ покупает «Vogue». Я валяюсь.
А затем ещё лучше — мужик из богатеньких, столичный, с собственным бизнесом.
Красавец, спортсмен, секси-доктор.
Так она расписала по крайней мере. Фотки прислала. На фоне там и тачка была его, и я поняла, что всё реально. Что у Лерки-то начинается сладкая жизнь.
А про меня даже не вспомнила. Не подумала позвать.
Ну я и сама напросилась. Мне пришлось очень кстати.
Срочно нужно было найти кого-нибудь с кошельком потолще. До того ревела несколько часов — жизнь говно. Приехала вся опухшая. И прямо ко двору этого по повадкам едва ли не князя. Оглядел меня с ног до головы и стал фыркать, как породистый кошак, которому дешёвую консерву подсунули.
Был у меня один такой. Сфинкс вроде. Украла его у одной мымры. Но потом он то ли сдох, то ли сбежал куда-то. Не помню.
А Игнатик-то чего моську заворотил?