Я хмыкаю, но опять удостаиваюсь хмурого взгляда. Да что я тебе сделала, что ты так на меня злишься? Только приехала ведь! Чемодан мой разозлил? Так никто не заставлял его тащить!

Когда эта парочка удаляется, Лидия Петровна всплескивает руками.

- Что это я вас не представила! Не додумалась как-то. Егора ты уже знаешь, а эта девочка – его дочь, Лиза. Настоящая принцесса и тоже моя очень, очень дальняя родственница, - улыбается она.

По дороге до банкомата я все думаю, откуда у такого хмурого отца взялась такая милая и улыбчивая дочь? Очень странно.

. . .

По пути до банкомата я до последнего переживаю, что Марк успел что-нибудь сделать с моими счетами. Мы супруги, связи у него есть разные, да и сообщений он накидал довольно много. Пока они все примерно одного содержания:

«Эмма, ты поступаешь глупо, возвращайся, и мы всё решим»

Что мы можем решить? Как имущество делить - это пожалуйста, на все остальные вопросы я отвечать не буду. Да и думать не буду.

Ноющая боль опять сковывает голову, и я поспешно засовываю в рот конфету. Однажды услышала, что кому-то при наступлении мигрени помогает сахар и попробовала на себе. Работает не каждый раз, надо правильно выбрать момент, но и это дает мне призрачную надежду на то, что я могу немного контролировать такую стихийную и неприятную штуку.

Банкомат жужжит и тарахтит, но выдает мне сто пятьдесят тысяч. Отлично. Значит, Марк еще не поверил, что я уехала с концами и, видимо, еще не в курсе, что мы разводимся. Как хорошо, что счета у нас отдельные и доступа к моим финансам у него нет.

Всё это дает мне время подумать и снять побольше наличности. Почему-то я уверена, что карты он мне в итоге заблокирует.

Телефон пищит, оповещая о новом сообщении.

«Эмма, заканчивай этот цирк и приезжай домой»

Марк никогда не любил писать сообщения, считая это тягомотиной и тратой времени, но теперь у него нет выбора – на звонки я не отвечаю. Дыхание неожиданно сбивается, я чувствую выступающие слезы, и мир передо мной расплывается.

Мне казалось, что я так хорошо его знала. Восемь лет вместе, абсолютное доверие, полное подчинение, желание сделать его счастливым и быть для него идеальной. Пусть это означает выпрямлять волосы, а потом затягивать их в пучок, каждое утро замазывать ненавистные ему веснушки, носить строгие темные вещи. Если так выглядит женщина его мечты, почему нет? Разве не так поступают все любящие жены?

Горло сковывает спазмом, и я всхлипываю.

Да к черту!

Все к черту: квартиру, ресторан, всю мою жизнь. И его к черту. Никогда не прощу ему такое предательство, наглое, очевидное, на нашей же постели… Никогда.

Вытираю злые слезы, растирая их по щекам, и стремительно иду вперед, к морю. Море – лекарь. Море лечит.

«Я серьёзно, возвращайся, иначе я приму меры»

Ага, уже. Бегу, волосы назад.

Сегодня ветрено, я поглубже кутаюсь в шарф и вдруг, повинуясь какому-то порыву, распускаю волосы. Ветер тут же подхватывает их, развивает и путает, но это чудесное ощущение. Воздух и соль в волосах, которые я полжизни стягивала в узел. Свобода.

Замечаю справа вдалеке знакомую фигуру. Дровосек с дочерью тоже здесь. Он сидит на камне, у самого моря, а дочь бегает вокруг него, срывая свою шапку и, раз за разом, возвращая ее на место. Волосы ее блестят на солнышке как настоящее золото.

Я всегда хотела детей, прямо большую шумную семью, которая собиралась бы за одним столом каждый вечер. Марк говорил, что он тоже очень хочет детей, но что мы можем им дать? Вот именно, нужно подготовить плацдарм. И мы готовили, в прямом и переносном смысле. Вернее, я готовила, круглыми сутками, год, другой… Открылось первое бистро, раскрутилось, было продано, открылся ресторан. И вот тут бы детей, но Марк опять завел песню, что рано, надо теперь поднять ресторан. А когда мы его подняли, оказалось, что без меня он никак не обойдется, а дистанционно дети не появляются.