Я киваю, но ему этого мало.

— Поклянись, что ты никому не расскажешь. Пока я не позволю.

— Клянусь, — я не слишком серьезна, потому что все мои мысли о побеге, и он будто это чувствует.

— Клянись нашим ребенком.

— Дарран, я, возможно, даже не беременна…

— Клянись! — рычит нетерпеливо, буравя тяжелым взглядом.

— Клянусь нашим ребенком, что не расскажу про свои видения, — нехотя выдавливаю из себя, гадая, не придется ли однажды пожалеть о свом обещании.

Коротко кивнув, дракон снова утыкается в документы и не сводит с них глаз до самого города.

Когда карета останавливается у здания новой, трехэтажной больницы, Дарран приказывает слуге найти целителя Адамса. Через долгие четверть часа тот возвращается, запыхавшись. Снимает шапку, прижимает к груди и виновато басит:

— Господин Адамс изволил уехать, милорд.

— Куда?

— Не могу знать.

— Когда узнаешь, вернись и доложи! — недовольно бросает муж.

Как только за мужчиной захлопывается дверца, я несмело произношу:

— Об этой больнице говорят только хорошее. Хотя целитель Адамс уехал, здесь наверняка найдутся другие, не хуже.

— Я разрешу тебя осмотреть только целителю Адамсу, — отрезает дракон.

И снова накрывает волна паники, на сей раз такая мощная, что едва дышу.

Почему целитель Адамс? Почему не другой?

Неужели со мной что-то не так, раз мне способен помочь один единственный целитель столицы?

И как мне сбежать, если мы его не найдем?

Если мы, так и не выходя из кареты, отправимся домой?

17. Глава 17

— Он уехал в Магическую Академию, милорд! — скороговоркой сообщает слуга, довольный, что выполнил поручение. — Оказывается, он преподает там целительство.

Дарран кивает и громко стучит по задней стене кареты:

— В Академию, быстро!

Затем поворачивается ко мне.

— Адамс мой должник. Единственный, кто не будет трепаться о твоем положении. О беременности никто не должен знать.

— Почему?

На мой вопрос зло ухмыляется:

— Ты правда не понимаешь? Даже после попытки похищения Айны? — он замолкает, поменявшись в лице, и сжимает пальцы в кулаки до побелевших костяшек.

Я растерянно пожимаю плечами:

— Понимаю, ты хочешь уберечь меня и ребенка... если он есть. Но ведь беременность невозможно спрятать! Первые месяцы симптомы еще можно списывать на плохое самочувствие, а потом начнет расти живот, и даже самые невнимательные все поймут.

— К тому моменту похитители будут схвачены.

Дарран, нахмурившись, отворачивается, и дальше мы едем в молчании.

Лошади, подгоняемые возницей, звонко цокают по брусчатке. Дорога неровная, тряская, поэтому скоро случается то, чего я так боялась. Меня начинает мутить.

Закрываю глаза. Жадно втягиваю воздух носом, выдыхаю через рот. Работает это плохо. По сути, просто оттягиваю неизбежный позорный финал.

Внезапно, на плечи опускается тяжелая рука, и меня обдает терпким запахом одеколона. Вздрогнув, открываю глаза. Муж сидит рядом и... обнимает. Его близость, запах и теплота во взгляде неожиданно облегчают симптомы. Становится чуть лучше, и я с благодарной улыбкой прислоняюсь к широкой груди, как цветок потянулся бы к солнцу.

— Открой рот, — просит он тихо, без обычного напора. — Моей жене… Некоторым женщинам помогают во время тряски медовые леденцы.

Хотя в его голосе слышны заботливые нотки, но два первых слова задевают меня за живое.

«Моей жене»… Не «первой», не «погибшей», а просто «моей жене». Мать Айны для него по-прежнему жена. А я тогда кто?

Навязанная драконом сбоку припека?

— Открой рот, — повторяет он настойчивее.

Делаю, что он просит, и муж аккуратно вкладывает в рот леденец, будто случайно, неторопливо проводит пальцами по губам, своим прикосновением вызывая волну мурашек.