От такой вопиющей наглости хочется кричать в голос.

Но я уже столько раз обожглась, что заставляю себя замереть. Подумать.

Если дам волю чувствам, на шум сбегутся слуги, а я в неглиже... Потом донесут мужу, что жена учинила скандал. Вела себя неподобающе. Нет уж. Я не собираюсь дарить Флоре роль жертвы. Надо самой, по-тихому разобраться с предательницей.

Медленно втягиваю в себя воздух и также долго выталкиваю его из легких — и снова по кругу. Когда дыхание выравнивается, указываю на дверь:

— Уходи!

— Ну что стоишь, как неродная, — в ее вкрадчивом, с хрипотцой голосе слышна издевка. — Садись!

Правой рукой указывает на кресло, расположенное напротив. Сегодня она без перчаток, поэтому на пальцах хорошо заметны шрамы от ожога — того самого, из детства.

Еще при жизни родителей я долго копила деньги, чтобы Флора смогла залечить шрамы у целителей. Но, сколько бы я ни давала сестре, на целителя всегда не хватало. Зато хватало на новые безделушки вроде милых брошей и красивых заколок.

Когда матушка узнала, куда исчезают мои монеты, то очень рассердилась:

— Зачем ты даешь ей деньги, глупенькая? Мы давно хотели отвести Фло к целителю, да она отказалась. Не хочет — на здоровье, это ее выбор! Только не вздумай себя винить и ей не давай!

Вот и сейчас своим шрамом она будто вслух мне говорит: «Ты передо мной в долгу!»

Криво усмехаюсь. Как бы не так, сестренка!

Показываю ей на порог:

— Выметайся!

Она только шире улыбается, демонстрируя белоснежные зубки, игриво грозит тонким пальцем и цокает язычком:

— Где твое воспитание! Зря ты водилась с босотой из соседнего квартала. Набралась у них вульгарных манер. Раз уж выпал тебе счастливый билет, радуйся и соответствуй. Притворись хоть раз в жизни умной и достойной.

Подхожу к кровати, над которой висит шнур для вызова прислуги и обещаю:

— Если не уйдешь сама, я позову слуг и велю тебя гнать взашей.

Она заливается серебристым смехом, изящно прикрыв рот ладошкой.

— Позови, будь добра! — добавляет, отсмеявшись. — Я попросила принести нам мятный чай с медом, но забыла про лимон. Пусть придут, я распоряжусь насчет лимона. Зови, зови скорей, — она снова машет покалеченной рукой в сторону шнура.

При виде такого нахальства каменею. Задумчиво смотрю на графин с водой, что стоит на чайном столике! Простое, но крайне эффективное средство, чтобы смыть с человека самоуверенность. Испытано на себе.

За долю секунды она перехватывает мой взгляд и сдвигает графин к себе поближе, настороженно сузив глаза и поджав пухлые губы. Мигом меняет свой тон с жеманно-тягучего на деловой:

— Ладно, не кипятись. Обсудим по-хорошему. Мне ведь теперь придется делить с тобой своего мужчину, так что давай договариваться.

— Своего? — перевожу взгляд на обручальное кольцо на пальце. — Когда мужчина иногда захаживает к тебе под юбку, он при этом не становится твоим. Я достаточно аристократично выразилась?

— Дура, — выплевывает сестра, нервно хлопнув ладонью по широкому подлокотнику. — Он был моим задолго до твоего появления. Тебе отводилась роль предсказательницы или учительницы вышивания для его девчонки — уж как пойдет. Женой планировала стать сама. Если бы не ты, уже давно была бы леди Амакиир, поверь!

Ее хорошенькое лицо сердито кривится, пальцы рисуют по поверхности стола витиеватые фигуры, а мои снова сжимаются в кулаки, врезаясь в обручальное кольцо. В груди разливается горечь. Если бы я знала в день свадьбы, при каких обстоятельствах буду его носить!

Вдох-выдох, вдох-выдох.

— Ты же хочешь иногда видеться с Айной, да? — вдруг выдает сестра, принимаясь разглаживать на коленях подол. — Если честно, твоя привязанность к чужому ребенку выглядит странно. Ты понимаешь, что из-за Айны нашим детям достанется меньше?