— Ого! Ты гонщик?

— Бывший. Сейчас в заездах не участвую.

— Почему?

— Это очень личное, я бы не хотел обсуждать.

Ага, значит не все так просто, как кажется. Вот и первая лазейка. У него явно есть неприятные воспоминания, которые он прячет за своей улыбкой.

— Хорошо. Какой зубной пастой ты пользуешься?

— Это еще зачем? — Егор прыскает от смеха, — Обычно задают вопросы по типу "Какой твой любимый цвет".

— Да ну, — отмахиваюсь, — На кой мне твой любимый цвет. Другое дело, когда я буду знать, какой пастой ты пользуешься. Это сразу наведет на мысль, что я была у тебя дома. Улавливаешь связь?

— Улавливаю, — Егор наклоняется ко мне, смотрит пристально в глаза. Внутри опять что-то дергается, бухает вниз. Красивые у плута глаза, завлекающие в какие-то непристойности, — У меня отбеливающая от фирмы "Splat".

— Ок. Запомню!

— У тебя какая?

— А вот это тебе знать не нужно, — замечаю в окно, что мы заезжаем на стоянку у центра, — Ведь я ночую у своего парня.

Подмигиваю Егору и выпрыгиваю из машины, как только он паркует ее.

— А ты та еще лиса!

— Это точно, — щелкаю пальцами, — Особенно, когда меня кто-то обижает. Пощады не ждите. Я побежала. Спасибо и пока!

Буча лает мне вслед, провожая. Посылаю воздушный поцелуй песелю, но его ловит Егор, шутливо прикладывая руку к своей груди, где бьется сердце.

Смущаюсь от такого жеста, прячу лицо и забегаю в центр.

Нет, никаких больше мужчин. Только работа, она не предаст.

7. 6. Праздничный ужин

— Вот, держи.

Лидия Алексеевна передает мне в руки увесистую папку. Открываю первую страницу и рассматриваю внимательно фотографию мальчишки, Владик. Пять лет.

— Он не идет ни с кем на контакт, Ника. Прежде, чем его распределят в детский дом, надо поработать с мальчиком.

— Неблагополучная семья?

— Побои, над мальчишкой издевались. Родители оба пьяницы.

Сердце кровью обливается каждый раз от таких историй. Внутри буря злости и негодования. Хочется приехать туда лично, к ним в дом. И оторвать их головы. За что так с ребенком? Он же ни в чем не виноват.

— Какие симптомы?

— Да как обычно. Молчит, почти не ест и не пьет. На контакт не идет.

— Все?

— Нет, Ника... У него очень заторможенная реакция. Судя по поведению, посттравматическое. Надо разбираться. Но он почти не реагирует на голос, на шумы, на движения. Сидит и смотрит в одну точку.

Я совсем сникаю. За столько лет практики привыкнуть к такому невозможно. Это тяжело, ты привязываешься к этим детям. Вкладываешь в них частичку себя. А потом их забирают.

— Не привязывайся только. Я тебя знаю. Не стоит, Ника.

— Да легко сказать.

— Воспринимай это как просто работу. Ты же себя каждый раз на части рвешь. Вот бери пример с Полины, она полностью абстрагируется.

— Нет, Лидия Алексеевна. Полине и правда плевать. Я так не умею.

— Ладно, Никуш, мое дело тебя предупредить. А ты сама решай.

Киваю женщине и выхожу из кабинета.

Владик в столовой, я сразу его узнаю. Маленький, худенький, светленький. У него очень милые кудряшки. Малыш сидит у окна. Еда не тронута. Смотрит в окно, почти не мигая.

Аккуратно присаживаюсь рядом, боясь напугать ребенка. Но он даже бровью не ведет. Реакции ноль.

— Что разглядываешь?

Молчит. Это было ожидаемо. Всматриваюсь в пейзаж за окном вместе с ним, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Что его могло так увлечь?

— Смотри какая птичка красивая!

Нет, не то.

— А хочешь погуляем?

Тоже не то.

— Ого, там на дереве белочка.

Нет, белочки нас тоже не интересуют.

Слежу за его взглядом, Владик смотри в сторону. Куда-то за забор.

Женщина играет с собакой, кидая ему палку. Тот радостно виляя хвостом, бегает туда и обратно.