Тяжело сглатываю, в тщетной попытке избавиться от горечи в горле.

— А дети? К ним он применял насилие?

— Нет! — тут же дает ответ. — Никогда. Детей он не трогал. Он любит их, но своей диктаторской любовью. Детям сложно это понять.

Я верю ей, но меня это не успокаивает. Даже если нет прямых насильственных действий, сама ситуация и нездоровая обстановка между родителями негативно сказываются на детях.

Протяжно вздохнув, тру пальцами лоб, а потом несколько раз киваю в такт своим мыслям.

— Давайте так. Поступим следующим образом. Сейчас мы поедем и зафиксируем все побои. А дальше я сама отвезу вас в школу, а оттуда с детьми мы поедем в кризисный центр для женщин. Там вам предоставят убежище. Мне нужно будет еще поговорить с вами о свидетелях и возможных доказательствах. А с адвокатом вашего мужа я свяжусь позже и сообщу о том, что мы подаем в суд.

На ее лице появляется гримаса, и она сжимает руки в кулаки.

— Я не могу. У меня не будет столько денег, чтобы судиться с ним. Я хотела просто проконсультироваться с вами и создать видимость, что серьезна в своих намерениях. Думала, он не захочет со всем этим связываться и отпустит нас. Но я ошиблась… очень сильно ошиблась. Я совершенно не ожидала, что мой муж наймет адвоката и попытается запугать меня тем, что отнимет у меня детей. Поэтому сегодня наша последняя встреча, Елена Викторовна. Я заберу детей и уеду из города. Надеюсь, мы успеем исчезнуть раньше, чем он узнает об этом.

— Не успеете. А даже если и успеете, то он все равно найдет вас. Представьте только, как вы его этим разозлите. Вам ни в коем случае нельзя делать таких опрометчивых поступков. Он может подать в суд, который уличит вас в том, что вы без ведома увезли и препятствовали общению детей с отцом. Но если мы доведем сейчас все до конца, вы будете свободны. А ваш муж получит ряд проблем при малейшем приближении к вам хотя бы на метр.

— Я не могу, у меня нет столько денег…

Я делаю шаг и беру ее за руки, сжимая их и вглядываясь в ее уставшие глаза.

— Если проблема только в деньгах, то считайте, что у меня нет причин отказываться от дела, — произношу вкрадчиво. — Я помогу вам. К тому же вы можете подать на юридическое и социальное сопровождение. Мы займемся этим немного позже. Но для начала вы должны пообещать мне выполнять все мои указания. И первым делом мы отправимся зафиксировать следы домашнего насилия. Но для этого мне нужно ваше согласие.

Вижу, как она трясется и нервно жует губы.

— Чего вы хотите, Анастасия?

— Свободы, — едва слышно шепчет она.

— Тогда доверьтесь мне. То, что делает ваш муж, это самое настоящее преступление!

— Если... если я соглашусь, его могут посадить?

— Вы хотите этого?

Анастасия качает головой.

— Каким бы он ни был, но я не желаю ему ничего плохого.

— Тогда мы обойдемся без этого, — успокаивающе говорю ей и улыбаюсь с пониманием. Глубоким пониманием.

— Хорошо. Тогда я согласна. — Ее губы дергаются в несмелой улыбке.

— Вы принимаете правильное решение. Подождите меня минут пять на расепшене, я сейчас сделаю пару звонков и выйду к вам.

Анастасия кивает, поправляет майку и натягивает кардиган, окончательно скрывая все следы, а затем выходит за дверь.

Как только я остаюсь одна, запускаю пальцы в волосы и запрокидываю голову назад. Что это вообще за херня? Как можно быть таким уродом?

Сейчас я понимаю, насколько мои проблемы с мужем незначительны на фоне того, что услышала. Гораздо страшнее, когда твой муж изменяет, а потом имеет наглость поднимать руку. Нет. Глупо сравнивать. У нас совершенно разные ситуации. И я больше не собираюсь терпеть к себе уничижительное отношение, но прежде, чем подавать на развод, мне нужно иметь на руках хоть одно весомое доказательство, какой мой муж мудак. Потому что с тем, что он еще и самый знаменитый в своей агрессивной подаче адвокат, который не проигрывал еще ни одного дела, на данный момент у меня шансов ноль. Так, надо тормозить.